После родов Вероника хотела зарегистрировать Андрюшу под своей фамилией. Об имени наследника супруги договорились заранее, а вот про фамилию в запарке забыли. Позвонила мужу. Получила категорический отказ, чему не очень удивилась. Так в свидетельстве о рождении и написали: "Андрей Самец".
В то же самое время в далеком Дрездене на интернациональном застолье по случаю Андрюшиного рождения офицер «Штази» со смешным именем Манфред Похер, борясь с икотой и косоглазием, обещал подарить Самцу щенка от своей немецкой овчарки — сучки Марты. Марта стала мамой в один день с Вероникой, обойдя ее по показателю рождаемости в девять раз. В этом Похер видел нечто символическое. Так что собачка, которую потом по его просьбе назвали Матильдой, была немкой не только по породе и месту рождения, но также по убеждениям.
В Германии Вероника с Самцом времени даром не теряли. Пала Берлинская стена. Вывод войск был в самом разгаре, в результате чего обнажились всевозможные лазейки, через которые можно было вершить любые приносящие доход аферы, не слишком при этом рискуя и нарушая закон. Внезапно у Самца проснулась и дала о себе знать крепкая предпринимательская жилка, о которой ни он, ни Вероника раньше и не подозревали. Срок службы подходил к концу, и следовало торопиться сколачивать первоначальные капиталы. Постепенно Вероника и сама втянулась в дело, порой придумывая такие хитроумные схемы, что даже Самец в зависти открывал рот.
Матильда была на редкость умной сукой. Можно сказать, что первые уроки жизни преподала Андрюше именно она. Именно под ее чутким воспитанием он произнес свое первое слово: «Гаф». Рычать и чесать ногой за ухом он научился уже позже. Нельзя сказать, что Вероника не уделяла ребенку внимания, но из-за всяких неотложных вопросов она была вынуждена ненадолго оставлять малыша дома под чутким присмотром Матильды, которая не отходила от него ни на шаг.
Домой семейство возвращалось на двух забитых под завязку всяким добром бусах. Чуть раньше был отправлен еще один. В Познани польский рэкет предпринял попытку нападения, но благодаря Матильде, с яростным лаем и грозным оскалом вставшей на защиту в тяжких трудах добытого добра, атака была отбита. А вот под Смоленском не повезло, пришлось пожертвовать двести марок ФРГ: уж больно серьезные люди подошли. Даже Матильды не испугались.
Дома развернулись. Добро продали. Что надо — купили, построили и приватизировали. Создали несколько фирм, посадили своих людей и постепенно стали превращаться в новую московскую буржуазию. По мере накопления капиталов моральный облик семьи начал падать. Общение между супругами, ранее окрашенное уменьшительно-ласкательными суффиксами, постепенно стало грубеть, а потом обросло отборной матерщиной. Не стеснялись никого, даже Андрюшу, — пусть привыкает! Вырастет, сам поймет, что к чему. Хотя внешне все это выглядело не очень красиво, Вероника в глубине своих чувств к сыну и брату Арсению оставалась такой же любящей матерью и сестрой. Просто она примерила на себя новую маску, которая пришлась ей по размеру. Да и ругаться у нее складно получалось, с огоньком. Не так, как у других людей, которые по матери двух слов связать не могут, не говоря уже о нормативной лексике.
