Он неотрывно смотрел на Озеро, и все же высокое небо напоминало о себе солнечными искорками, вспыхивающими на гребне волн, облачными тенями, проносившимися крылато по кисельной, еще не освободившейся от мутной взвеси воде. Эти повторяющиеся крылатые движения – словно от гигантской пролетающей птицы – заставили Полудина перевести взгляд в такую высь, которая была недоступна чернёвым уткам и чирятам.
– Ты куда смотришь? Чего выглядываешь? – поинтересовался Полковник. Он, не теряя времени, вытаскивал из багажника брезент и складные стульчики.
– Чего выглядываю? – переспросил Полудин и, обороняя сокровенное, пошутил: – Жар-птицу!
Полковник хмыкнул:
– Нельзя ль чего попроще? Жар-птицу в котел не положишь.
Полудин расстегнул ворот байковой рубахи и, вольно дыша, продолжал смотреть на синее небесное озеро, по которому, сталкиваясь, плыли снежные глыбы облаков. К земной, сладко млеющей тверди, над которой он мысленно парил, его возвратил знакомый хрипловатый басок, донесшийся откуда-то снизу, от Озера:
– Зда-арро-ово!
Хватаясь свободной рукой за кусты, скользя и припадая на колени, на бугор карабкался Абориген с вычищенным до оловянного блеска котелком, из которого высовывались темные зубчики рыбьих хвостов. В своей выгоревшей фуфайке с заплатами, в грязных болотных сапогах, почти не изменившийся внешне – лишь старые морщины еще резче, определеннее обозначили худое, кирпичного раскраса лицо, – Абориген казался такой же естественной и незаменимой частью весеннего Озера, как прилетевшие к кормным местам утки или внезапно расцветший в водопольном приволье незаметный серый ольшаник.
– Зда-арро-ово! – словно пробуя застоявшийся в зимнем плену голос, с удовольствием повторял Витёк. Бас у него был внушительный, явно не по росту.
Наконец Абориген выбрался наверх, мельком взглянул на свои коряжистые пальцы в рыбьей кровце и серебряных чешуйках, однако от намерения поздороваться основательно, по-мужски, не отказался – сжал липкие пальцы в кулак и уверенно протянул друзьям-охотникам правую руку, чтобы они безо всякой опаски сумели пожать ее пониже локтя. Он это делал так естественно, без какого-либо смущения и оглядки, что Полудин понимающе улыбнулся.
– Рыбу почистил, обе лодки проконопатил, – бодро, по-военному докладывал Витёк. Его радостно-уважительные глаза взывали к поощрению.
Полковник молча заглянул в котелок и довольно причмокнул губами: все было сделано, как он хотел. Хищная рыба лежала вперемешку с нехищной: щука, язь, красноперка… По глубокому убеждению Полковника, только смесь хищной рыбы с нехищной могла дать отменную – не хуже стерляжьей – юшку.
