— Какие особенности вашего организма или какие органы мышления позволяют вам так много знать?
Мешок заговорил, но слова его были непонятны Зиблингу, и он признался в этом.
— Я мог бы сказать вам сразу, что вы не поймёте, — промолвил Мешок, — но я хотел, чтобы вы осознали это сами. Чтобы объяснить всё это, мне пришлось бы продиктовать вам с десяток томов, и тома эти вряд ли были бы поняты даже вашими специалистами по биологии, физике и тем наукам, которые вы ещё только начинаете изучать.
Зиблинг не отвечал, и Мешок проговорил словно в раздумье:
— Уже много месяцев я в ваших руках, но ни один из вас ещё не задавал мне важных вопросов. Те, кто желает разбогатеть, расспрашивают о минералах и о концессиях на участки, спрашивают, как сколотить состояние. Некоторые врачи спрашивали меня, как лечить смертельно больных богатых пациентов. А когда задают вопросы ваши сенаторы, они оказываются самыми глупыми из всех, ибо хотят только знать одно — как удержаться у власти.
— Так ли велика моя ценность, как это кажется? — продолжал Мешок. — И следовало бы спросить, что приносят мои ответы — пользу или вред?
— А что они приносят?
— Вред. — Процесс достижения истины так же драгоценен, как и сама истина. Я лишил вас этого. Я даю вашим учёным истину, но не всю, ибо они не знают, как достигнуть её без моей помощи. Было бы лучше, если бы они познавали её ценой многих ошибок.
— А почему вы вообще отвечаете на вопросы?
— Единственное удовольствие, какое я могу ещё получать от жизни, состоит в том, чтобы давать информацию.
— А вы не могли бы находить удовольствие во лжи?
— Я также неспособен лгать, как ваши птицы неспособны покинуть Землю на собственных крыльях.
— Ещё один вопрос. Почему вы потребовали, чтобы во время отдыха разговаривал с вами именно я? У нас есть блестящие учёные, великие люди всех сортов, из которых вы могли бы выбирать.
— Я избрал вас, потому что вы честны.
— Спасибо. Но на Земле много других честных людей. И на Марсе, и на других планетах. Почему я, а не они?
Мешок, казалось, колебался:
— Это доставило мне маленькое удовольствие. Возможно потому, что я знал — мой выбор будет неприятен тем… семерым…
Это был только первый из многих разговоров с Мешком.
Три беседы подряд Зиблинг потратил, стараясь уяснить, каким образом Мешок смог без всякого предварительного контакта с людьми понять земной язык капитана Ганко в тот исторический час, когда этот сверхразум впервые открыл себя людям, и как он смог ответить словами, практически лишёнными всякого акцента. Но и после трёх бесед у Зиблинга осталось лишь весьма смутное представление о том, как это делалось.
