– Ай, молодец… – шепотом похвалил Натабура, – ай, молодец!
Юка присела и тоже погладила Афра, отчего он едва не растаял. «Все-таки в женщинах сокрыто нечто такое, что мне еще непонятно, – подумал он. – Но рано или поздно я разберусь, что к чему, и тогда не буду млеть от их ласк».
Северная пыточная казалась неприступной, как столбовые горы в стране Чу. Натабура задрал голову: где-то наверху единственное окно походило на огонек сигнального костра.
– Я полез… – прошептал он, поправляя колчан за спиной.
Странно, что после всех этих: «кыш-кыш», дайкуку – «колотушки», «это» – все, что требовало осознания и уложения в голове, у него еще остались силы взобраться на стену, благо она оказалась сложенной не из гладкого обожженного кирпича, а из природного камня.
Афра обеспокоенно завертел головой: «Куда это он полез?» И даже заскулил, а Юка его погладила, успокаивая. За время путешествия он так привык находиться рядом с Натабурой, что ни на мгновение не хотел расставаться с ним. А если это происходило, то впадал в легкую панику. «Как бы мне пригодились крылья, – с тоской подумал он. – Я бы взлетел вместо хозяина и спас бы Язаки, хотя и не люблю его».
Вряд ли лук пригодится, решил Натабура, с легкостью преодолевая две трети расстояния до окна. Луна светила из-за Карамора, и было все еще темно, хотя время неумолимо приближалось к часу тигра.
На последних двух-трех ата Натабура подтянулся и заглянул внутрь. Сквозь неровное и мутное стекло он разглядел, что Язаки висит вниз головой, подвешенный за одну ногу. Руки у него торчали в разные стороны, а под ногти были вогнаны иглы. Такие же иглы торчали из десен. В каждую из них была вдета цветная нитка. А за нитки дергал не кто иной, как самолично Субэоса – Император-жаба – жирный и зеленый, увешанный бриллиантами и золотом. О чем он спрашивал при этом, можно было только догадываться. Пытка называлась «весенние лучи солнца», ибо допрашиваемый держал руки и пальцы растопыренными, а рот был оскален и залит кровью.
По обе стороны от каппы горели фонари. За спиной Язаки палач положил в очаг огромные клещи. Натабура впервые увидел обнаженного по пояс кабутомуши-кун. Доспехи санэ в форме птичьей груди были частью его скелета. Руки у кабутомуши-кун оказались неестественно длинными и почти касались пола. Между руками и телом имелась кожистая перепонка, которую Натабура принимал за плащ. К внутренней стороне каждого крыла крепился стальной веер с крючками. Одним из них карабид по команде Императора-жабы щекотал Язаки, чтобы расшевелить его. Писец в углу, не особо чтя Субэоса, откровенно скучал, то затачивая перо, то пробуя тушь на язык, чтобы определить качество. Его колпак служил ширмой, когда писец надумывал дремать. При резких звуках голоса он вздрагивал и делал вид, что вчитывается в написанное.
