— Не огорчайся тем, что папа тебе сказал… Ты успокоил мою тревогу за тебя, а я успокою его тревогу за тебя, Сидни.
Клэра ушла.
Из-за этой помехи минута откровенности навсегда миновала. Лишь только сестра вышла из комнаты, тотчас же возвратилось ко мне чувство нежелания доверить кому-либо мою тайну, и эта решимость оставалась неизменной за все время этого долгого года, в который я обязался молчать. Но не тут было горе: обстоятельства приняли такой оборот, что если бы я и доверил свою тайну Клэре, все же исход ее был бы таков же, и роковая судьба нанесла бы мне такие же удары.
Вскоре после ухода сестры я тоже вышел из дома, потому что там ничем не мог заняться и знал, что не в состоянии буду заснуть. В задумчивости прохаживался я по улицам, и горькие мысли приходили мне в голову — в мыслях я роптал против батюшки, против его неумолимой гордости, вынуждавшей меня притворяться, что было так тяжело для меня, возмущался против общественных предрассудков, тиранов человеческого общества, не обращающих внимание на естественные любовь и симпатию и воплощавшихся в эту минуту в лице моего отца.
Мало-помалу эти мысли привели меня к другим, более приятным думам. Я опять думал о Клэре, ее имя вызывало у меня чувство доверия и надежды, которые я обещал навсегда сохранить к ней. Как бы ни было принято отцом известие о моем браке, я утешал себя уверенностью, что ради меня Клэра будет всегда добра к моей жене. Эта мысль вернула меня к Маргрет, то есть к отрадным, блаженным мечтам. Я возвратился домой гораздо спокойнее и увереннее в себе, по крайней мере, на остаток ночи.
С роковой быстротою промелькнули события этой недели, столь значительной для моей будущности. Законное позволение на брак было получено, остальные предварительные условия были выполнены мной и мистером Шеврином. С Маргретой я виделся каждый день и с каждым свиданием с ней все сильнее и сильнее поддавался очаровательному влиянию, которое она оказывала на меня. Дома же, благодаря суматохе приготовлений к отъезду, прощальным визитам, множеству хлопот, предшествующих переезду в деревню, часы мчались с страшной быстротой. Наступил день разлуки для Клэры, день свадьбы для меня. Беспрерывные помехи не дозволяли нам с сестрою вступать в задушевную беседу, а батюшка не был доступен более чем на пять минут даже для людей, приходивших к нему для самых важных дел.
Таким образом, дома не было уже причин приходить в замешательство и тревожиться.
