В которой приведены различные очень здравые доводы, почему не следует писать второпях; а также рассказ об основании Нового Амстердама и о достопамятном споре по этому поводу между мингерами Десятиштанным и Крепкоштанником.
Мой прадедушка с материнской стороны, Германус Ван-Клаттеркоп, когда он нанялся построить большую каменную церковь в Роттердаме, которая стоит примерно в трехстах ярдах влево от вас, если вы отвернетесь от Бомкейса, и которая устроена так удобно, что все ревностные христиане Роттердама предпочитают спать во время проповеди именно там, а не в какой-либо другой церкви этого города, мой прадедушка, говорю я, когда он нанялся построить эту знаменитую церковь, первым делом послал в Делфт за ящиком длинных трубок; затем, купив новую плевательницу и сотню фунтов лучшего виргинского табаку, уселся и в течение трех месяцев ничего не делал, только очень прилежно курил. Затем он еще три месяца провел в странствованиях то пешком, то на трешкоуте, из Роттердама в Амстердам, в Делфт, в Гарлем, в Лейден, в Гаагу, стукаясь головой и выбивая свою трубку о каждую церковь, попадавшуюся ему на пути. Затем он стал постепенно приближаться к Роттердаму, пока его взору не предстало то место, где следовало построить церковь. Следующие три месяца он занимался тем, что ходил вокруг да около этого места, разглядывая его сперва с одной стороны, потом с другой; то он проезжал мимо него по каналу на лодке, то рассматривал его в подзорную трубу с другого берега Мааса, то бросал на него взгляд с птичьего полета, взобравшись на верхушку одной из тех гигантских ветряных мельниц, что охраняют ворота города. Добрые граждане Роттердама сгорали от нетерпения, но, несмотря на все труды моего прадедушки, никаких признаков церкви все еще не было видно; они даже начали опасаться, что церковь вовсе не появится на свет божий, а ее великий созидатель сляжет и умрет, так и не разрешившись грандиозным планом, который он замыслил. Наконец, потратив добрых двенадцать месяцев на пускание клубов дыма и на греблю, на разговоры и на ходьбу, пространствовав по всей Голландии и даже заглянув во Францию и Германию, выкурив пятьсот девяносто девять трубок и триста фунтов лучшего виргинского табаку, мой прадедушка собрал всех знающих и трудолюбивых граждан, которые предпочитают заниматься чужими делами вместо своих собственных, и, сняв с себя куртку и пять пар штанов, решительно выступил вперед и в присутствии многочисленной толпы заложил краеугольный камень церкви — как раз к началу тринадцатого месяца.
