Ты даже письма от меня не получишь… Я ведь не знаю твоего адреса, а если бы и знал, все равно не стал бы писать тебе… Так лучше… Я не принадлежу себе.
Но если б можно было, что бы я написал тебе? Может быть, вот это: «Сегодня, когда узнал, что мы расстаемся надолго, я понял, как сильно люблю тебя. Мне было бесконечно трудно скрывать от тебя свои подлинные чувства и мысли. Прощаясь с тобой, раскрою правду. Я коммунист, подпольщик. Это значит, что на время нам нужно расстаться. Жди меня, я верю в твою любовь. Твой Эрик».
Вот так он написал бы ей… Но вместо письма любимой Эрик набирал листовку, начинавшуюся словами: «Товарищи! Сегодня мы празднуем 25-летие победы Октябрьской революции…»
В книжное агентство Висвальда Буртниека один за другим приходили посетители: иные заказывали учебники, другие — редкие издания. Потом явился человек с длинными колючими усами. Буртниек видел его впервые. Руки у незнакомого посетителя были мозолистые, как у чернорабочего, а название немецкой газеты он произнес с таким невероятным акцентом, что сразу стало ясно, как невелики его познания в немецком языке.
— У вас есть «Volkischer Beobachter»? — спросил усач.
— Нет, но я мог бы вам предложить учебник по алгебре для пятого класса.
— Не годится. Мне надо завернуть селедку.
— Ах, вот как! А я думал, вы хотите прочитать речь фюрера…
Слова пароля совпали, и незнакомец вытащил из-под подкладки пиджака записку.
— Передайте Жанису.
Он уже был у выхода, когда Висвальд окликнул его.
— Погодите минутку. На всякий случай дам несколько номеров «Сигнала».
Усач, что-то пробурчав, засунул пестрые журналы в карман пальто и, не попрощавшись, ушел.
Под вечер явился Макулевич. Он никогда не выходил днем, не желая показываться при дневном свете в обтрепанной одежде.
После обычного вступления, занявшего не менее десяти минут, автор венка сонетов заявил:
— Любезнейший господин Буртниек, спешу уведомить вас, что сегодня — величайший день в моей жизни! Мне удалось решить проблему, которая без конца мучила меня.
— А именно?
— Я никак не мог прийти к ясности в вопросе о существовании бога.
— Какое же открытие вы наконец сделали?
— Я открыл, что бог есть… но он отъявленный негодяй! — торжественно объявил Макулевич. — Ибо, в противном случае, он не допустил бы подобных ужасов. Вчера мне привелось увидеть, как гитлеровцы убили русского военнопленного. Живого человека кололи штыками, пока он не перестал двигаться!
— По-моему, вы не последовательны, господин Макулевич, — с горькой иронией заметил Буртниек. — Ведь этот военнопленный умер, а вы сами лишь неделю тому назад утверждали, что уничтожение есть величайшее благо…
