Дочитав письмо, свидетельство совершенно необычной эрудиции писавшего, девочка подняла на товарища по ночным похождениям затуманенный взгляд. Было поздно. Неожиданно сообщник судорожно и сладко зевнул.
«Ну, я пошел», — объявил он, помахивая мятой птицей.
«Погоди. Дай сюда».
«Там ничего нет».
«Давай, говорят тебе!» Азарт детектива и чувство, знакомое исследователям — что открытия не приходят в одиночку, — завладели ею. Она была изумлена, не верила нечаянной удаче. От тоскливой скуки не осталось следа. Мельком взглянув на второе письмо, она запихнула его в карман.
«Где продолжение?»
«Не знаю».
«Сволочь, — бормотала она, — где продолжение?..» Она рылась в ворохе оставшихся писем и наконец нашла то, что искала.
«Слушай, — сказала она вдохновенно, — сходи еще раз!» «Куда?»
«За конвертами».
«Зачем?»
«Надо».
Помощник засопел и сказал, что он больше не пойдет. «Чего?!» — сказала она грозно. Он повторил: не пойду, и все. «Тебе надо, сама и иди».
«Ах ты, гад!» — сказала она, после чего наступило молчание. Потом он спросил:
«А зачем они тебе?» «Принесешь, узнаешь».
«Я пошел домой. — Его обижало то, что она не посвящала его в свои планы, спрятала письма в карман. — И вообще… — сказал он. — Больше я доставать письма не буду».
Это был уже открытый бунт.
«Струсил, так и скажи. Дурачина, если тебя поймают, то ничего не будет. Ты еще малолетка. Поплачешь, и отпустят. А меня если поймают, то посодят».
Помощник молчал и, глядя в пол, чертил кончиком ботинка сложную фигуру.
«Последний раз спрашиваю: пойдешь? По-хорошему спрашиваю!» Он смотрел в пол.
«Ну, не хочешь, как хочешь… А я одну вещь хотела показать».
«Какую вещь?» «Принесешь, покажу».
Он продолжал рисовать ботинком, потом поднял на нее сумрачный взгляд.
«А я видел», — сказал он. «Когда это ты видел?» «Видел».
«Тогда была ерунда, — сказала Люба, — тогда ты был еще малявка, ничего не понимал. Тогда было издали. Чего ты видел, ничего ты не видел. Ты близорукий».
«Я не близорукий, — возразил он. — Я даже Марс вижу».
«Это совсем другое дело. Если принесешь, покажу совсем близко».
«Прямо сейчас?»
«Сейчас нельзя, могут войти. И потом, здесь негде. Мне же надо лечь».
«А когда?»
«Когда хочешь. Хочешь, завтра». «Слово даешь?»
«Вот те крест, — сказала она и размашисто перекрестилась. — Честное ленинское, честное сталинское и всех вождей. Сука буду. С места не сойти».
Он все еще колебался.
«А чего показывать-то, — проговорил он презрительно, — ничего там нет».
«Нет, есть, — сказала девочка, таинственно улыбаясь. — Если бы не было, то и смотреть было бы неинтересно. А тебе самому интересно».
