И я невольно улыбаюсь. Друг.
На строительной площадке непривычно тихо. Никто не стучит, не пилит, не кричит. Несколько человек рабочих толпятся около дома, молча курят и смотрят в землю. На раскопе тоже тихо. Землекопов нет, в яме лишь Лешка-чертежник сосредоточенно что-то измеряет рулеткой. Марины не видно.
– Леша, привет. – Я подхожу к краю раскопа, но вниз не спускаюсь. – Где Марина?
– Здравствуйте, Ксения Андреевна, – чертежник улыбается приветливо, но грустно, – а Марина Николаевна на базу пошла. Все равно сегодня больше копать не будем.
– Да-да, понятно, – я оглядываюсь, отыскивая взглядом Мишеля. Оказывается, он около камералки. Сидит на корточках перед заплаканной Катенькой и, взяв ее за руку, что-то тихо говорит. Хорошо, что он занят, потому что я должна найти Стаса.
– Леш, – обращаюсь я снова к чертежнику, – ты не знаешь, Дрозденко здесь?
В ответ он лишь неопределенно пожимает плечами. Рабочие, стоявшие у дома, ответили тоже довольно неопределенно «где-то здесь был». Я иду к камню, почему-то мне кажется, что Стас там. Но я ошибаюсь, у камня никого нет, и я снова возвращаюсь на площадку. Елки-палки, где же ты, Командир?
Я еще раз оглядываюсь и, наконец, вижу Стаса. Он стоит в окружении нескольких мужчин. Кажется, там начальник стройки и еще какие-то, тоже знакомые, лица. Все они деловые и сосредоточенные, и как-то сразу становится понятно, что обсуждают они свои строительные проблемы, и ничуть они не испуганы, может, лишь чуточку подавлены и чересчур серьезны. За время раскопа я не раз наблюдала, как решаются у них разные строительные проблемы: обычно очень громко, лишь с деликатным приглушением нецензурных выражений – это если недалеко от раскопа. И чаще всего бойко и весело, даже если ругаются. А сейчас они разговаривали негромко. Они разговаривали, размахивая руками, но не очень оживленно, а так, просто изредка указывая на что-то. В общем, люди были заняты делом. Мне отчего-то стало не по себе. А я-то чего пришла? Чего ради я прибежала сюда? Кто меня звал? Ну, дорогая, признавайся – нашла повод увидеть Стаса? Да что же это такое, в конце-то концов?! Ты ведь хотела быть подальше от тайн, намеков и прочей ерунды. Ты вообще должна быть в стороне от всего этого, и даже когда работаешь в камералке, должна не тихо, как мышка, сидеть, а шуршать, вздыхать и кашлять, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что здесь рядом сидит человек, не слепой, не глухой и вполне даже вменяемый. А ты что делаешь? Мало того, что подслушиваешь чужие разговоры, так еще и выводы какие-то делаешь и теперь вот примчалась как сумасшедшая на стройку. Зачем? Что тебе здесь нужно? Кто тебя звал? Я чувствую, как щеки мои наливаются краской, сердце начинает проваливаться куда-то, и на глазах появляется предательская слеза. Да, подруга, что-то с твоими нервами: чуть что – сразу в слезы. Сжав зубы и сощурив глаза – чтобы не разреветься прямо здесь, – быстрым шагом я иду к воротам. Мишель простит, что я ушла, ничего ему не сказав. Может, позлится немного, но простит. До спасительного выхода на улицу осталось уже несколько шагов. Только бы никто не окликнул, только бы никто… А там еще несколько шагов по дороге, и справа малоприметная тропинка, ведущая к реке. Вниз по ней еще чуть-чуть – и ты в довольно уединенном месте. Здесь, правда, нет скамеечек и довольно сыро – берег низкий и чуть заболоченный, – но именно поэтому здесь обычно никого и не бывает. А это как раз то, что мне сейчас нужно.
