– Ты хочешь иметь детей? – спросила Марина, перейдя на ты.
– Нет! – отрезала Барбара.
– Почему? Ты же женщина…
– Я работаю. Кто будет сидеть с ребенком?
– Но разве твоя работа важнее ребенка?
– Я хочу жить за свой счет. И все. Некоторые женщины, как куклы, сидят при мужьях. Пользуют их. Разве это не проституция?
– Это взаимное пользование, – возразила Марина.
– Мне никто не нужен, и я ни от кого ничего не хочу.
– А женщина тебе нужна?
– Такая же самостоятельная, как я.
– Значит, ты – феминистка, – определила Марина.
– Но ведь ты тоже живешь как феминистка. Зарабатываешь своим трудом и не живешь на средства мужчин.
Марина никогда не рассматривала свою принадлежность музыке как заработок. Это был образ жизни. Она ТАК жила, а ей еще за это платили деньги.
Однако идея Барбары была ясна: не КАК заработать, а НЕ ЗАВИСЕТЬ.
Барбара стояла с кружкой пива – прямая, жесткая, непреклонная, как бетонная плита, – сама независимость, символ независимости.
– Я завтра иду на митинг, – сообщила Барбара. – Хочешь, пойдем вместе. А если не хочешь, можешь не ходить.
– Какой митинг?
– За права сексуальных меньшинств.
– А зачем митинговать? – спросила Марина. – Возьми свою подругу, иди с ней домой. Запритесь и делайте, что хотите. Зачем кому-то что-то доказывать? Личная жизнь никого не касается.
Барбара молчала, может быть, раздумывала.
– Я завтра хотела поискать лиловый костюм, – вспомнила Марина. – Ты сходишь со мной?
– Нет. Это не входит в мои обязанности.
– А если я тебя попрошу?
– Я не люблю ходить по магазинам. Ненавижу.
Ненависть к магазинам – мужская черта. Марина подумала, что в Барбаре избыток мужских гормонов.
– А давай так: сначала на митинг, потом по магазинам, – сообразила Марина.
– Ты торгуешься, – упрекнула Барбара.
– Я не знаю языка и хочу костюм. В этом дело. Я ищу выход.
К ним подошла блондинка неопределенного возраста, необычайно доброжелательная. Марину буквально окутало ее доброе расположение. Блондинка протянула руку и представилась:
– Люси. Я славист.
– Вот тебе и выход, – нашлась Барбара.
Барбару раздражало то, что подошла Люси и надо будет делить с ней Марину. Но радовало то, что завтра можно будет спихнуть русскую. Пусть сами едут и ищут свой лиловый костюм. Хотя вряд ли найдут.
Барбара входила в сексуальное меньшинство. Пусть сексуальное, но меньшинство. Она чувствовала себя изгоем среди нормальных, обычных, привычных, и ощущение тяжести, иначести заставляло ее напрягаться. Напряжение вело к озлоблению. Состояние одиночества и агрессии стало привычным. Поэтому она не любила людей, и больше всего ей нравилось быть одной.
