Не по своей воле у него оказались два имени, две судьбы. До 1991 года офицер милиции Антюфеев был одной из легенд Рижского уголовного розыска. Пройдя путь от простого оперативного сотрудника до одного из руководителей уголовного розыска, Антюфеев мог бы вполне спокойно пережить “смутные годы”, встроиться в “новый порядок”, смириться с независимостью новой Латвии.
В чем, в чем, а в его услугах нуждались всегда. Из аппарата тогдашнего спикера Горбуновса не раз и не два приходили предложения о переходе на службу новой Латвии, гарантиях всех благ и льгот. Напоминали, что Антюфеев не один — пора подумать и о семье, в частности, о сыновьях…
Вместо этого Антюфеев становится одним и руководителей Сопротивления. Тех, кто остался верен присяге, для кого слово “Союз” звучало тогда, как пароль.
До сих пор при рассказе об августовских днях 91-го года Вадим Георгиевич горячится, переживает:
“Мы же все сделали тогда. За два дня восстановили Советскую власть в республике — “лабасы” начали вывешивать красные флаги в окна. От Горбуновса звонили, упрашивали их “понять правильно”, сохранить хотя бы культурную автономию. Правительство разбежалось. Забилось в подвалы штаба гражданской обороны. А потом нас всех предала Москва…”
В те дни они стали беглецами. Новые московские власти легко подписали ордера на аресты и передачу латышской охранке десятков офицеров, верно исполнивших в те дни свой долг. Среди них — и Антюфеев. Травимый и гонимый. В миг утративший работу, семью, Родину, будущее — он не сломался. Наоборот. Те, кто помнит его в эти дни, рассказывают, как он буквально заряжал энергией, уверенностью тех, кто был рядом, кто утратил веру, упал духом.
А потом был маленький параходик, неторопливо шлепавший винтами по Днестру — от Лимана до Дубоссар и обратно. Путь в одну сторону занимал почти две недели, наверное, столько же, если идти пешком. На этом параходике жили странные люди, которые называли друг друга только по именам, но то и дело забывали отозваться на новые и непривычные: “Вадим”, “Николай”, “Сергей”. Непризнанная никем, существующая еще лишь только в душах людей, на измятых ветром митинговых плакатах, Приднестровская республика, ее президент Игорь Николаевич Смирнов совершили в те дни великий нравственный подвиг — приняли под свою юрисдикцию беглецов из Прибалтики…
…Республика начиналась со знамени, с двух пистолетов Макарова, один из которых был учебным, со Слободзейского горотдела полиции, из которого попросту выгнали всех “румын” — народофронтовцев.
