— Тогда хана, — скорбно сказал Петя менее сиплым, чем вчера, голосом. — Если бы знать, я бы весь номер запомнил. А мне только обидно было: вот выскакивает он на такой новенькой коробочке, подрезает тебя, словно ему на пожар или он на работу опаздывает. А перестроился, как ему надо, и, понимаете, от светофора так поехал, будто ехать ему осталось уже совсем недалеко. Не спеша. Как к дому подруливают.
— Наталья Павловна, дорогая, — сказал Скородумов и стал задумчиво возить костылем по кафельному полу лоджии, — это еще какой-то шанс! Хоть, к сожалению, призрачный. А вообще что мы теряем? Ребятишкам теперь незачем в Тушино и в Медведково за семь верст киселя хлебать. Жажда деятельности у них великолепная. Вот придут из школы и сами решат, что им тут делать и как делать. Им же нельзя говорить, что шансы — призрачны. Для них же тогда все и кончится.
— Знаете что, — сказал Петя, — я бы у трамвайщиков спросил. У водителей. Не проезжал ли кто-нибудь из них в это время по Масловке и не запомнил ли случайно «жигуля» — куда свернул или где поставил машину. Это бы, конечно, лучше мне — я бы свою фуражку надел со значком: они — трамвайщики, я — таксист. Но мне уже скоро в парк и домой надо зайти, на квартиру. Вы извините, я пойду. Можно?
Попрощался и ушел.
— Вожатыми я займусь сама, — сказала Наталья Павловна. — И сразу. У меня сегодня библиотечный день, а уроки у ребят кончаются во втором часу. И я успею до этого.
Баба Ната села в первый же подошедший трамвай — естественно, с передней площадки, чтобы сразу быть около вожатой и на следующей же остановке затеять необходимый разговор. Дверца водительской кабинки была открыта. Пожилая, приятного вида вожатая, судя по тому, как она вручила бабе Нате книжечку билетиков, была в добром настроении — наверное, ехала без опоздания, а быть может, и чуточку раньше, чем нужно, ибо явно не торопилась и, видно, не прочь была даже перекинуться словечком-другим с приятной пассажиркой, заглядывавшей к ней в кабину.
Баба Ната конспективно и в то же время полно, как могут только женщины в разговоре с женщинами, поведала вожатой все: о беде, о страхе за меня, об этих «Жигулях» и о своем намерении, пересаживаясь с трамвая на трамвай, найти именно того водителя, который вчера около шести вечера мог видеть на Верхней Масловке вот такую машину.
— Господи, — сказала вожатая, — да кто на них смотрит! И ведь из них же, наверное, половина белые. Они же везде так и шастают, так и путаются! — Однако, приметив в глазах Натальи Павловны истинный ужас, утешительно добавила: — Но вы поспрашивайте, поспрашивайте все-таки! Вдруг кто заметил. Только те, что вчера вечером работали, и сегодня в той же смене — с двух. А ездить во всех вагонах не к чему. Вы после двух постойте вот здесь, на кругу, и за полтора часа все к вам сами приедут. И спрашивать их будете не на ходу.
