Авельянеда встал. Демонстративно вытер губы:
– Благодарю за прием… Значит, «Амадиса против Фрестона» можно у вас попросить?
– Фелиса, найди для сеньора Авельянеды «Амадиса против Фрестона», – с милой улыбкой распорядилась Альдонса.
Авельянеда вышел, раскланиваясь и сопя.
* * *
Цикады за окном.
Гладкий деревянный стол, с которого Фелиса уже собрала посуду; влажная столешница, запах мокрого дерева, и годовые кольца лежат причудливым узором, и можно проследить каждый год, прожитый деревом перед тем, как его превратили в стол…
Пусто. Гости разошлись, и Санчо тоже ушел к себе в комнату.
Цикады.
– …Как их всех раздражает Дон-Кихот… когда он не хочет по своей воле занимать место шута. Как раздражает… Альдонса, ты меня слышишь?
– Слышу, – после долгой паузы.
Алонсо потянул за потайной шнур, и гобелен с изображением печального старика уступил место портрету смеющегося Дон-Кихота.
– Ты знаешь, Альдонса? Что я хотел сказать… Почему вот он, Рыцарь Печального Образа, почему он превзошел славой всех своих потомков? Которые, согласно традиции, тоже пускались в путь?
– Потому что он был первый.
– И это тоже… Но все-таки, Альдонса… вот посмотри на него. И посмотри на них, – Алонсо обвел рукой комнату, указывая на портреты предков. – Тщеславный Мигель Кихано, подражатель Алонсо Кихано-второй… Селестин, Кристобаль, Алонсо-третий… Диего… А Рыцарь Печального Образа был одновременно фанатиком, средоточием благородства, дураком, мудрецом, сумасшедшим, философом, честолюбцем… Альдонса, как я ему завидую.
– Ты тоже хочешь быть всем на свете… в одном флаконе? – спросила она нарочито цинично.
– Нет… Я завидую ему, потому что он, отправляясь в дорогу, верил.
– В великанов?
– В благородство, Альдонса. И в свое высокое предназначение. Он шел на подвиги, а я… иду на унижение.
Стало тихо. Беззвучно смеялся с портрета Рыцарь Печального Образа.
– Альдонса?
– Что ты хочешь, чтобы я сказала тебе?
– Альдонса… Я себя чувствую ужасно старым. Выжившим из времени. Раньше людям хотелось счастья. Теперь им хочется удовольствий, комфорта… приятности. Во времена Дон-Кихота, – Алонсо кивнул на портрет, – над рыцарством уже смеялись. Но сейчас… сейчас стократ хуже, Альдонса. Я отправляюсь в дорогу. Нет, я выхожу на манеж… в маске клоуна. Черт, черт… Ты ведь знаешь, я не боюсь смерти. Я боюсь унижения. Которое обязательно будет. Потому что это путь Дон-Кихота, иначе нельзя… Извини, что я тебе все это говорю. Но с кем-то же я должен поговорить перед отходом?
