Это был голос Илияша, и его интонации, и его неторопливая манера рассказа – но перед Станко стоял чужой, страшный, властный человек с пурпурным плащом на плечах, и невозможно было поднять глаза и встретиться с ним взглядом.
Станко насытился и положил ложку. Ему действительно стало лучше; почти не болело плечо, и совсем не так громко звенело в ушах. Он сидел, по-прежнему опустив голову, покорно ожидая: что дальше?
– Ты наелся? – спросил стоящий у окна.
Станко чуть заметно кивнул, не поднимая глаз.
Илияш щелкнул пальцами – слуги убрали со стола, теперь на парчовой скатерти лежали только меч Станко да нечто на подносе, накрытое вышитой салфеткой.
– Тебе лучше?
Станко снова кивнул.
– А почему ты на меня не смотришь?
Станко сжался.
– Струсил? Признайся, струсил?
Станко вздрогнул. Медленно поднял голову:
– Нет.
На него, усмехаясь и сузив в щелочку голубые глаза, смотрел Илияш. У Станко немного отлегло от сердца.
– Хорошо… Смотри на меня, парень, смотри внимательно, – пурпурный плащ, сброшенный небрежным движением плеча, упал на высокую спинку кресла. Илияш, облаченный теперь в белую батистовую рубашку и бархатные штаны, взял с полки два тяжелых подсвечника с горящими в них свечами, поставил на стол справа и слева от своего лица. Уселся в кресло, взял в руки меч – Станко напрягся.
– Это очень хорошее оружие, – проронил Илияш, разглядывая клинок. – Столько приключений – и ни следа ржавчины, и по-прежнему острый, как бритва…
Он сдернул салфетку со своего подноса – там оказался бритвенный прибор. Серебряный тазик для бритья, чашка с кисточкой для взбивания пены, полотенце, металлическое зеркальце…
– Я попрошу у тебя разрешения воспользоваться твоим мечом, – сказал Илияш с усмешкой.
И, поколотив кисточкой в чашке с мыльным раствором, он взялся за свою бороду.
Брился медленно и осторожно, как человек, которого чаще бреют другие; клинок покрылся пеной, борода клочьями ложилась на поднос, и, освещенное двумя свечами, из лица Илияша проступало другое лицо.
Ничего простонародного не было в этом хищном, волевом лице со впалыми щеками и выдающимся подбородком. Это было лицо с портрета, лицо с потертой монеты, лицо владетельного князя Лиго.
* * *
Пауза затянулась. Князь осторожно промокнул лицо полотенцем; щелчок пальцев – и слуга убрал поднос. Две свечи так и остались на столе.
– Ну вот, Станко, – сказал князь негромко, – теперь нам надо поговорить… Ты ведь не откажешься поговорить со мной?
Станко тупо молчал. Князь вытащил откуда-то замшевый мешочек, вытряхнул на скатерть двадцать золотых кругляшков:
