– Ты что… – прохрипел Станко, – делаешь, ты?! Тянись, ты… Я же с тобой сейчас… Вытягивайся, ты!..
Илияш застонал и снова вцепился в разлом. Станко сразу стало легче, и он смог почувствовать, как под ним расползаются камни.
– Дурак, – сказали губы Илияша.
И он снова стал подтягиваться – безнадежно, силы его исчерпались, сейчас камни обрушатся, и ясно было, что проводник ненавидит Станко – за то, что тот сорвется вместе с ним…
…Перед глазами Станко стеной стояла трава. В траве лежала бессильно откинутая рука Илияша – с белым шрамом на пальце.
Он не помнил, как им удалось выбраться. В памяти его зиял провал – почти такой же, над которым он провел… полчаса? час? минуту? Невозможно определить…
Пыльные камни, пьяные камни, они качались, как пьяные… Редкий мох в бороздках сочленений, трещины, трещины… Белые пальцы, вцепившиеся…
А он, Станко, жив. Он не валяется где-нибудь на темном дне, изуродованный, мертвый, мертвее камня. Он не висит, насаженный на острый выступ скалы, как на вертел. Он жив и будет жить долго, и все леденцы мира…
Илияш застонал. Станко с трудом поднялся – тело не слушалось, ноги отнимались.
Браконьер лежал на спине, кровь запеклась на губах и на виске – след удара о камень. Глаза смотрели в небо устало и безнадежно:
– Как ты… говорил… Добрые духи… Добрые духи, о добрые духи, какой ты дурак, Станко… Какой ты дурак, во что ты нас втравил…
На запястьях у него наливались кровоподтеки – как от цепей.
Солнце стояло высоко, камни почти не отбрасывали тени, и раздолье было сверчкам и ящерицам.
– Вот и прекрасно, – ровным голосом сообщил Илияш. – Клещи сжимаются, назад дороги нет, а впереди нас ждет та самая крыса, к которой ты так желал забраться в глотку.
Станко жалко улыбнулся. Больше всего на свете ему сейчас хотелось ничком лечь на землю и пролежать так несколько дней.
– Ладно, – проводник с сомнением разглядывал свой кинжал. – Ладно, коли так повернулись события… Я не намерен умирать из-за твоего упрямства.
«Я же спас тебе жизнь», – хотел сказать Станко, но вздохнул и не сказал.
Проводник, прищурившись, огляделся.
– Когда-то, – сказал он, тяжело поднимаясь с камня, на котором сидел, – когда-то клещи умели сжиматься мгновенно… А теперь ловушка обленилась, либо одряхлела, либо попросту забыла, как поступают с неудачниками вроде тебя… да и меня тоже. Но кто знает?
Станко улыбнулся еще жалобнее. Илияш скептически поджал губы:
– Поэтому, дружок, мы пойдем сейчас в гости к крысе. К старой отвратительной крысе с просторной глоткой, где полно места для всяких юных дураков… Но я-то совсем не юный. Я-то не намерен подыхать… и так глупо!
