Легко, как пружина, Станко вскочил и нырнул в темноту. Вскоре оттуда послышался свист рассекаемого мечом воздуха.
– Влезли мы, парень, в довольно гадкие места, – пробормотал Илияш, с ненавистью разглядывая свою карту.
Путники стояли под черным, сожженным молнией дубом – обугленным, неподвижным, как изваяние. С утра было холодно и сыро; Илияш за полдня успел трижды сбиться с дороги.
– Что ж ты, – процедил Станко сквозь зубы. – А хвалился, проводник…
Тот пожал плечами:
– От похвальбы язык не отвалится… А места эти знаю плохо, потому что никогда такой дорогой в замок не ходил. Ты думаешь, у князя сыновей – пруд пруди, и каждый день к замку шастают?
Станко фыркнул, хотел ответить – и замер с открытым ртом.
Совсем недалеко, да вон, пожалуй, за теми кустами, кто-то тонко вскрикнул. Вскрикнул коротко, будто от боли – «Ай!» Станко схватил Илияша за локоть, и тут же до путников донесся пронзительный, отчаянный крик:
– А-а-а! Помогите!
Кричал ребенок. Мальчик или девочка не более десяти лет от роду. Голос срывался, захлебывался, звал опять:
– На помощь! На помощь!
Добрые духи!
Илияш перехватил Станко на бегу, ловко подставил ногу, повалил в траву:
– Куда?! Ловушка, дурак!
– Сам дурак! Там человек! – орал Станко, отталкивая проводника руками и ногами. – Ты слышишь?! Там ребенок!
– Какой ребенок?! – Илияш схватил его за шиворот, сдавил шею, как тисками, ткнул лицом в землю. – Ты ребенок, ты! Ты глупый ребенок, оста…
– Помоги…
Станко слышал такой крик раньше. Пронзительный, захлебывающийся, полный ужаса крик. Ему было лет четырнадцать, летом, в ужасную жару, взбесилась деревенская собака. Дочке школьного учителя было лет семь, бешеному псу и девочке суждено было встретиться на пустынной улице. На шум выбежали люди; девочка заходилась криком, но помочь ей было уже нельзя. Собаку зарубил топором бывший наемник Чаба, учитель чуть повредился в уме, и осенью школа не открылась, как обычно, каникулы, на радость детворе, тянулись до самой зимы…
– Помоги-ите!!
Вывернувшись, как змея, из рук удерживающего его Илияша, Станко выхватил меч и поспешил на помощь. Он летел, едва касаясь земли, меч бледно полыхал на горе всем злодеям мира, и в широкой мускулистой груди желание спасать переплелось с восторгом от собственной смелости.
Браконьер, кажется, бежал следом. Один раз его пальцы ухватили Станко за ворот – и соскользнули, не удержав. Кусты раздались, не вынеся напора; в стороны полетели обломанные ветки и сорванные листья. Размахивая мечом, Станко вылетел на песчаный склон, и на языке его готовы были слова – грозный оклик, вызов, властный приказ.
