Прервать танец я не могла. Вырваться от этого поганца – тоже. К тому же через полминуты я обнаружила, что отвечаю ему. Это уж точно было моветоном, но мне вдруг стало все равно. Приблизившиеся глаза Шкипера казались совсем черными.
– Санька… Санька… Санька-а…
– Шкипер… Люди кругом… Господи, что ты делаешь, зачем?..
– Чтобы мне в аду о чем вспомнить было.
– Я не пущу… тебя… в ад…
– Кто ж нас спросит, детка?.. Ты молчи… Скоро всё.
Оркестр доиграл последние такты. Певица умолкла. Наступила тишина. Внезапный взрыв аплодисментов заставил меня вздрогнуть и оглянуться. Мы со Шкипером по-прежнему стояли вдвоем, обнявшись так, будто завтра нужно было умирать, а из-за столиков нам, улыбаясь, хлопали дамы в бриллиантах и их пузатые кавалеры.
– Спасибо… – пролепетала я, в последний момент удержав себя от профессионального реверанса. Шкипер снова чуть заметно сжал мой локоть, придавая мне нужное направление. Это было не лишним, поскольку я напрочь забыла, где мы сидели. И только уже сидя за столом и глотая, как воду, ледяное мартини, я вспомнила о Саша и скосила глаза. Но ее место у стены было пустым. Я посмотрела на Шкипера. Тот ухмыльнулся и спросил:
– Устрицы, детка?
Уже поздним вечером мы вышли из ресторана на бульвар. Я была в полуобморочном состоянии от усталости, но очень хотелось выйти на свежий воздух перед тем, как подниматься в номер. Шкипер тоже извелся без сигарет и возражать не стал.
На бульваре Мадлен светились желтые и голубые огни, окна домов. Остывший к ночи осенний воздух пробежал по разгоряченной спине холодными коготками. Где-то рядом, на площади Звезды, играла музыка. Мимо прошла, смеясь и негромко разговаривая, компания молодежи. Под фонарем высокий и худой сенегалец с дредами до пояса, похожий на Боба Марли, устало разбирал свой лоток с фруктами. Я долго смотрела на них; потом, не веря своим глазам, подошла ближе.
Апельсины на лотке сенегальца были совершенно неестественных размеров: каждый с небольшую дыню. Я завороженно смотрела на это чудо, а сенегалец – на меня. Или, возможно, на мои бриллианты. Когда же от темной стены отделился Шкипер в вечернем костюме от Армани, глаза негра стали едва ли не больше его апельсинов. Вероятно, прежде у него не было таких покупателей. Он перестал убирать свои фрукты, вытер руки о грязные джинсы и поклонился, чуть не подметя дредами тротуар:
– Месье, силь ву пле… Апельсин пор мадам…
– Мадам, хочешь апельсинку? Вообще-то тут на каждом углу такие.
