Я тяжело вздохнула. Сведения за 1988 год, с тех пор прошло слишком много лет. Нет в живых ни Лешки Красавчика, ни Натальи Филимоновой, скорей всего давным-давно скончалась и Екатерина Андреевна, хотя проверить не мешает. Ведь это последняя ниточка, за которую я могу потянуть. Вроде бы Надя и Алеша Колпаковы двоюродные племянники Филимоновой…
Я в задумчивости принялась включать и выключать фары «Пежо». Если в чем никогда не могла разобраться, так это в сложных родственных отношениях, существующих в некоторых семьях. Кто такие племянники, понятно. Вот если бы у меня имелись брат или сестра, то Кеша и Маша пришлись бы им племянниками. Но прямыми, не двоюродными… наверное, если у вашей сестры имеется дочь, то ваши дети и эта девочка… Нет, все же я в этом ничего не понимаю…
Ладно, я завела машину и поехала в сторону Зубовской площади. Ясно одно: двоюродных племянников никто не станет указывать в анкетах, в документы вписывают только так называемых родственников первой очереди. Конечно, я абсолютно зря еду сейчас на Сошальскую. Небось в квартире давно живут посторонние люди, но все-таки следует проверить, потому что, честно говоря, я хватаюсь за последнюю соломинку. Больше у меня никаких версий нет.
Дом шестьдесят два оказался блочной девятиэтажкой. Но в подъезде было чисто, почтовые ящики выглядели целыми, кнопки в лифте не топорщились обгорелыми кусками, и на линолеуме не расплывалась зловонная лужа. Аккуратной оказалась и лестничная площадка шестого этажа, а все двери, обитые черным кожзаменителем, гляделись близнецами, даже номера квартир были подобраны по одному образцу: круглые пластмассовые таблички с золотыми цифрами.
– Кто там? – раздалось из-за двери в ответ на мой звонок.
– Простите, пожалуйста, тут проживала в конце восьмидесятых Екатерина Андреевна Филимонова…
Загремели замки, залязгали запоры, дверь распахнулась.
– Почему проживала? – хмыкнула элегантно одетая моложавая дама. – Я и сейчас тут живу.
От удивления мой язык ляпнул:
– Вы Екатерина Андреевна Филимонова?
– Она самая.
– Мать Натальи Сергеевны?
Дама поджала тонкие губы, покрытые помадой элегантного темно-коричневого колера и процедила:
– Да что вам угодно, в конце концов?
Но я от неожиданности говорила одни глупости:
– Господи, сколько же вам лет? Больше пятидесяти не дать!
Екатерина Андреевна не улыбнулась. Но внутри ее безупречно подкрашенных глаз блеснуло удовлетворение.
– Вы явились, чтобы выяснить мой возраст?
