В полной растерянности я спустилась вниз, плюхнулась в «Рено» и принялась бездумно включать и выключать радио. Что стряслось у Кости? Что прятал парень? Деньги? Наркотики? С каким криминальным бизнесом связался мальчишка? И что делать? Сообщить Дегтяреву? Только не самой!
Посидев минут десять в машине, я поднялась наверх и опять позвонила Леше.
– Теперь что? – «вежливо» спросил мальчик.
Я протянула ему телефон.
– Позвони по этому номеру, попроси Александра Михайловича и расскажи про Костю.
– Зачем?
Я опять вытащила бумажник. Подросток мигом начал набирать цифры. Оповестив полковника, я со спокойной совестью вернулась в машину. Вчера Костя обмолвился, что Поля пришла на вечеринку к Лене Ракитину с новым кавалером. Небось Леонид знает, как зовут парня.
Леня Ракитин тоже живет в этом доме, он учился в школе на один класс младше Полины, а его старшая сестра Катька давным-давно, когда я еще была вынуждена давать частные уроки, брала у меня уроки французского. Ракитиных мне подсунула Нинка, она сама не рисковала готовить детей для поступления в вуз, а мне было все равно, чем заниматься, лишь бы платили денежки.
Номера квартиры Ракитиных я не помню, зато великолепно знаю, как идти к ним. Третий подъезд, пятый этаж, дверь справа от лифта.
Ноги сами понесли меня по знакомой дороге. Дверь открыла Катька.
– Даша? – удивилась она. – Вот приятный сюрприз.
Странное дело, но все мои ученики через два-три занятия отбрасывали отчество и начинали звать меня по имени. Впрочем, никто из знакомых не обращается ко мне официально-тяжеловесно: Дарья Ивановна. Нет, обходятся попросту: кличут Дашей или Дашуткой, даже маленькие дети не употребляют слово «тетя»…
– Ты в гости? Вот молодец, – радовалась Катька, – входи, чайку попьем или больше кофейку желаешь?
– Мне все равно, – ответила я, – сойдет и то и другое, только без сахара и сливок. Скажи, Леня дома?
– Спит, – хихикнула Катька, – мой трудолюбивый братец дрыхнет без задних ног.
– В три часа дня?
– Так он лег только в полдень!
– Почему?
– Всю ночь пил, гулял и веселился, – пояснила Катька.
– И родители разрешили? – удивилась я.
Насколько помню, у Ракитиных суровый отец и строгая, неулыбчивая мама, лупившая детей за тройки офицерским ремнем. Причем телесные наказания вовсю применялись в то время, когда я занималась с Катькой языком. Девочке было семнадцать лет, но мамаша по-прежнему считала ее едва вышедшей из младенческого возраста. Катьке предписывалось приходить домой не позже восьми, а обнаруженная в ее сумочке губная помада привела к такому скандалу, что мне пришлось вмешаться и отнять у разъяренной бабы швабру, которую она намеревалась изломать о спину дочери.
