Мотор «Галса» теперь работал на холостых оборотах, и яхта плыла по инерции, медленно отклоняя нос в сторону, чтобы пришвартовать моторную лодку к своему левому борту. Игнат стоял у ветрового стекла, держась за раму, и смотрел на приближающуюся яхту. Его пальцы мелко дрожали. Он оборачивался и кидал на меня вопросительные взгляды, мол, ты готов к последнему и решительному бою со злом?
Маленькое суденышко, где уже который день разыгрывалась драма, приближалось, увеличиваясь в размерах. Маленький мир, напичканный злом и смертью, открывал нам свои потайные стороны. Я видел, как Фобос перешел с носа к рубке и что-то сказал Пацану, стоящему за штурвалом. Али остался на носу. Автомата у него не было, но он, как и Фобос, подозрительно часто совал руку в карман брюк. Из-за кормового тента выглядывала Эльза. Все бандиты, вопреки утверждению Игната, были живы и здоровы. Они смотрели на нас с той же любовью, с какой Пацан когда-то смотрел на мою шоколадку.
Хозяин устал и крутил лебедку уже не так резво. Парашютист был в спасательном жилете, и за него можно было не беспокоиться, тем более что купание в море доставляло ему удовольствие, и он продолжал горланить песни. Мне казалось, что я стремительно деревенею; состояние было схоже с тем, как если бы я выпрыгнул с самолета, да почему-то медлил, не раскрывал парашют, а земля приближалась, и, быть может, через мгновение уже будет поздно… Они не посмеют открыть огонь, думал я, покрываясь крупными каплями пота. А вдруг посмеют? Какое спокойствие на лице Фобоса! Но эта рука в кармане! Секунды ему будет достаточно, чтобы вытащить пистолет и открыть огонь…
– Какая кайфушка! – орал парашютист. Он напоминал крупную рыбину, попавшую на спиннинг. – Только мало крутых поворотов! Надо было покруче, покруче!
Игнат застыл за ветровым стеклом, устремив взгляд вперед, словно был памятником какому-то политику. Он совершенно открыт, он словно нарочно подставляет себя под пули. Хоть бы присел! Нет, торчит мачтой, только дрожит от напряжения. Фобос расслаблен и спокоен, а Игнат дрожит. Как две бойцовские собаки перед схваткой – темпераменты разные, но по ним трудно судить о силе и жестокости.
– Игнат, сядь, – сквозь зубы процедил я.
Не реагирует, столб соляной! Эльза, не сводя с меня взгляда, опустилась на пару ступеней, ближе к двери в кают-компанию, словно в окоп вошла. Не доверяет моим пустым рукам, с плохо скрытым беспокойством поглядывает на потемневшую от пота спину хозяина моторки – а вдруг это всего лишь спектакль? Вдруг это милиционер, спецназовец, Бэтмен? Вдруг он сейчас повернется да как жахнет по яхте из безоткатного орудия? А парашютист взлетит на своих ангельских крыльях и сверху, как гарпия – тррррах-тарарах! – из зенитного многоствольного орудия. Али смотрит то на моторку, то вниз, на воду. Сплюнул, почесал лысину. В его позе и жестах – стойкое убеждение, что все будет так, как он того хочет… Игната надо заставить сесть. Его надо силой повалить на пол. Ах, но эта широкая спина хозяина! Не спина, а мишень для пулевой стрельбы! Стоит нам с Игнатом упасть на дно моторки, как из всех камуфляжных карманов полетят свинцовые плевки, искромсают морскую спину, зальют кровью.
