Я отвернулся, чтобы не видеть никелированную лесенку, мокнущую в воде, этот сверкающий серебром мостик, соединяющий жизнь мокрую и холодную с жизнью сухой и теплой. Едва заметное движение у двери, ведущей в кают-компанию, привлекло мое внимание. Я шагнул под навес, с удивлением глядя на молодую малорослую женщину, которая, склонившись над умывальником, тщательно обрабатывала его мягкой беличьей кисточкой, будто красила. Короткая пепельная челка, высвободившаяся из-под заколки, спадала женщине на лоб. Не по размеру большая тельняшка промокла насквозь на груди. Плотная, с невыразительным рисунком скатерть, связанная на бедрах узлом, заменяла юбку.
Наконец женщина меня увидела, оставила свое занятие и положила кисточку в черную коробочку, похожую на пенал для косметики.
– И где вы все это время были? – тихо спросила она. – Сидели верхом на якоре?
Лицо ее было белым, загар даже не обозначился на нем, даже не подрумянил кончика носа, который подвергается инсоляции в первую очередь. В ее невыразительных чертах чего-то не хватало – может быть, косметики. Чтобы ответить на вопрос, какого цвета ее брови и ресницы, стоило здорово напрячь зрение. Только глаза на этом незавершенном эскизе были прорисованы четко. Каштановые, зрелые, словно кофейные капли на белой салфетке, они притягивали мое внимание как единственно заметный и подвижный объект.
– Что вы сказали? – уточнил я.
Но женщина ничего не ответила и зашла в кают-компанию. Я смотрел, как скатерть, заменяющая ей юбку, волочится по полу. «Уж не больная ли она?» – подумал я, чувствуя, как брезгливость и мистический страх разливаются по моей груди. Я спустился к двери, приблизился к умывальнику и посмотрел на матовые пыльные мазки, покрывшие дно раковины. Коснулся их, растер в пальцах. Это была обыкновенная пудра.
– Вы не проголодались?
Я обернулся. Передо мной стоял Фобос. На него падала тень от тента, и я вдруг обратил внимание на его униформу. Сейчас стало заметным то, чего нельзя было увидеть под прямыми солнечными лучами: рукава выглядели более выцветшими, нежели ткань на груди и плечах, будто они когда-то принадлежали другой, старой и поношенной куртке, а потом их отпороли и пришили к новой. Так бывает, если поверх куртки долго носить бронежилет.
– Скажите, – произнес я, – и как долго вы собираетесь болтаться здесь, посреди моря?
– До тех пор, пока не найдется человек, который взялся бы заправить яхту топливом, да еще и объяснить, для чего он это делает, – с затаенным смыслом ответил Фобос, словно этим человеком должен быть я.
