Телефон я бы вернул ему без всяких оговорок, если бы в этот момент не почувствовал на своей ноге острый каблучок туфельки Вики. Я искоса посмотрел на нее, но этот черт в юбке принялся увлеченно кромсать ножом маринованный помидор, брызгая во все стороны соком, а каблук уже не просто давил мне на ногу – он впился в нее, как гвоздь в длань Христа.
Едва не заорав от боли, я незаметно, насколько незаметно это можно было сделать, опустил обе руки под стол, схватил атласную ляжку Вики и, приподняв ее, выдернул свою ногу. Стол качнулся, звякнув бокалами.
– Телефон я потерял, – сдавленным голосом ответил я, пробуя пошевелить пальцами ноги. – Когда ты послал вдогонку за мной свору…
– Да откуда я знал, что передаю телефон не Цончику, а Вацуре! – перебил меня Тарасов. – Ты понимаешь, что тебя давно уже не должно быть! Ты по всем замыслам уже давно расчлененный покойник! У тебя всего лишь отсрочка от приговора! Тебе не жить, Вацура!! И никто тебе не поможет – ни Жорж, ни милиция, ни…
Он осекся и вздрогнул, когда дверь в столовую внезапно открылась, и я успел заметить, что в этом доме Тарасов все же чувствовал себя не в своей тарелке.
В столовую быстро вошел вьетнамец, закрыл за собой дверь и черной эбонитовой статуей замер перед нами. Его смуглое скуластое лицо, как всегда, ничего не выражало, но я интуитивно почувствовал, что слугу привело сюда нечто из ряда вон выходящее.
– Господа! – негромко произнес он. – Я вынужден задержать вас здесь до прибытия службы безопасности и милиции… Кто-то из вас убил моего хозяина.
Первое, что я понял: ситуация настолько непредвиденная, что прогнозировать ее развитие – пустое занятие. Мы все одновременно издали что-то вроде возгласа удивления. Вика, кинув короткий недвусмысленный взгляд на мужа, привстала из-за стола, и несколько фужеров на тонких ножках грохнулись на тарелки. Тарасов, приоткрыв рот, тяжелой поступью шагнул к вьетнамцу, словно намеревался размазать его по стене. Я же вообще не смог шелохнуться, чувствуя, как ноги сковала свинцовая тяжесть.
Кто-то из нас убил Жоржа! Черт возьми, неужели толстяк скончался от удара кофейником по затылку? Не может этого быть! Я всего лишь оглушил его, на голове не было даже крови! Какой ужас, если он все же откинул копыта от моего удара!
В совершенно подавленном состоянии я уставился в пустую тарелку, дно которой было расписано дамой в пышных одеждах, млеющей в объятиях молодого повесы. Именно сейчас я сделал любопытное открытие: оказывается, мне абсолютно не хотелось бороться, спасать себя, юлить, лгать, если чувствовал, что не прав, что должен понести наказание. Мои руки безвольно легли на стол, готовые быть скованными стальными браслетами. Я мог бы без всякого усилия над собой встать и сознаться в убийстве, если бы лично убедился, что отправил Жоржа на тот свет.
