Обхватив Алину поперек туловища, «Света» с чудовищной силой бросила женщину на пол, сорвала с банкирши платье, трусы, раздвинув Яковлевой ноги, до основания загнала во влагалище шипастую розу, наслаждаясь страшными криками умирающей, старательно вспорола ей живот и запихала туда «черную библию» Ла Вея...
* * *
Галина Аркадьевна гадала. Карты сулили то неминуемую гибель, то долгую жизнь и несокрушимое здоровье. Окончательно запутавшаяся Кузина беспрестанно чертыхалась.
– Ничего не могу понять! Черт бы меня побрал! – в очередной раз получив прогноз, диаметрально противоположный предыдущему, в сердцах воскликнула она.
– Черт, говоришь, побрал? С превеликим удовольствием! – пробасил кто-то над ухом. Испуганно подняв глаза, Кузина встретилась взглядом с изменившейся до неузнаваемости «внучкой».
– Я твой господин! – провозгласил Эазас. – А ну, разинь пошире пасть, старая карга!
Челюсти Галины Аркадьевны сами собой разошлись до предела. Лежащие на столе карты свернулись в комок, поднялись в воздух и, нырнув в рот гадалки, плотно заткнули глотку. «Внучка» схватила костыль Кузиной и, дьявольски хохоча, забила им до смерти хрипящую, задыхающуюся старуху...
* * *
Без малого три часа Николай Юрьевич восседал на импортном тысячедолларовом унитазе. Ни с того ни с сего банкира прохватил свирепый понос. В расстройстве желудка господин Яковлев винил вчерашний ужин, вернее, «сволочь Лизку, специально приготовившую пищу из недоброкачественных продуктов».
– Ужо я доберусь до тебя, шалава! – кряхтя грозился он. – Из-под земли достану! Собачье говно жрать заставлю! Задницу мне языком вылизывать... – Тут Николай Юрьевич поперхнулся бранью, завороженно уставившись на стену, где появился большой, в человеческий рост, перевернутый крест, сочащийся свежей кровью. В следующее мгновение дверь вылетела вместе с запором. На пороге возникла «дочка Света».
– Встать смирно, раб! – рявкнула одержимая хорошо знакомым банкиру голосом ночного «удавленника». Яковлев поспешно вскочил, против воли вытягиваясь во фрунт. Гадко ухмыляясь, «Света» вырвала с корнем унитаз и с размаху обрушила его на череп Николая Юрьевича...
* * *
В Гениной комнате орал на полную мощность не подключенный к розетке музыкальный центр, а сам Гена, спустив штаны, занимался онанизмом. Оглушенный тяжелым роком, подросток не слышал, как в комнату вошла «Светлана» с канистрой бензина в одной руке и окровавленным ножом в другой. Он обратил на одержимую внимание, лишь ощутив липкое холодное прикосновение к щеке.
