– А бабенку на хор пустим![2] – похотливо облизнулся соплеменник Маигова, здоровенный, бритоголовый детина Магомет Дадашев.
– Я слыхал, она на редкость аппетитная штучка! – оживился третий член группы, маслянистый, усатенький Артур Саркисьянц.
– Ага! Точно! Сам видал однажды. Гладкая телочка! – подтвердил напарник Денисова белобрысый, прыщавый Владислав Кунцевич.
– Заткните хлебала! – злобно прошипел Маигов. – Делить шкуру неубитого медведя – плохая примета. Сначала дело сделайте!
– Да не волнуйся, Ахмат, – по-чеченски сказал Дадашев. – Собственноручно перережу ему глотку. Как барану! Невелика проблема! – И, перехватив ненавидящий, налитый кровью взгляд земляка, поспешно добавил: – Тебя с ребятами просто застали врасплох. Ничего страшного. С любым может случиться! Зато сейчас мы во всеоружии. Слава Аллаху, хорошо подготовились! Куда он денется, пес шелудивый?!
Из тумана внезапно вынырнули решетчатые ворота усадьбы. За ними виднелся мокрый силуэт особняка. Ни одно окно не светилось.
– Дрыхнут, козлы! – отперев отмычкой замок, хищно ощерился Денисов. – За работу, братва!
Трое бандитов бесшумно двинулись к дому, двое начали занимать во дворе позиции поудобнее, но воплотить в жизнь намеченные планы боевикам не удалось. Ухватившийся за металлическую дверную ручку Саркисьянц вдруг молча затрясся, словно американский смертник на электрическом стуле. (Кто-то коварно подвел к двери ток высокого напряжения.) Пустынный двор озарился ослепляющим светом мощных прожекторов, а из окошка предбанника часто захлопал пистолет с глушителем.
– Засада!!! Отходим!!! – сипло взвыл раненный в ляжку Денисов и суетливо заковылял обратно, к спасительным воротам.
– И-и-и-и!!! – получив пулю в задницу, по-женски завизжал Маигов и как ошпаренный устремился вслед за ним.
Спустя несколько секунд четверо боевиков (все, кроме Ахмата – с аккуратно простреленными конечностями), хромая, скуля и регулярно шлепаясь в грязь, удирали по направлению к шоссе. На территории усадьбы остался лишь Артур Саркисьянц. Потеряв сознание, он тем не менее не мог оторваться от злополучной дверной ручки[3] и продолжал трястись на крыльце.
– Живой, засранец! – отключив ток и проверив у него пульс, удовлетворенно сказал подошедший Кузнецов с пистолетом в руке. – Ну-с, родимый, когда очухаешься – потолкуем по душам! У меня к тебе масса вопросов!..
* * *
Там же.
Час спустя.
В маленькой подвальной комнатке без окон сидел на бетонном полу Саркисьянц со связанными за спиной руками. Лишенные всякого выражения черные глаза пленника напоминали осколки закопченного стекла. На усатой физиономии застыла блаженная улыбка идиота. Изо рта обильно текли слюни. Мерно раскачиваясь из стороны в сторону, он бубнил нечто невразумительное.
