– Что-нибудь случилось? – удивленно спросила жена Ирина, пропуская мужа в прихожую.
– Р-р-р! – ответил начальник следственной части, стаскивая с ноги ботинок.
– Понятно! – Привыкшая к подобным выходкам «благоверного» Ирина ушла на кухню. Разувшись и сбросив верхнюю одежду, Кожинов прошел к себе в комнату, плюхнулся на диван и прикурил сигарету. «Как же тошно! – подумал он. – Может, напиться вусмерть?!» В этот момент зазвонил телефон.
– Да! – сняв трубку, буркнул Евгений Дмитриевич.
– Привет, Женя! – услышал он голос старого приятеля Романа Сухотина, довольно популярного в среде эстетствующей псевдоинтеллигенции художника-модерниста.
– Привет, – мрачно отозвался Кожинов.
– Ты чего такой смурной? – поинтересовался Сухотин.
– Настроение поганое!
– А-а-а! – понимающе протянул Роман. – Бывает!.. Слушай! – вдруг оживился он. – Дуй ко мне (Сухотин жил в соседнем подъезде). Выпьем по стаканчику, покалякаем о том о сем...
– Ну не знаю, – в нерешительности замялся майор.
– Давай, давай! – подбодрил его приятель. – Скучно не будет! Гарантирую!
– Хорошо, – сдался Евгений Дмитриевич. – Сейчас подойду...
* * *
В квартире художника-модерниста, как всегда, царил невероятный бардак, который тот объяснял посетителям возвышенностью своей творческой натуры, отрешенностью от низменного быта. На полу валялись окурки, огрызки, скомканные бумажки, грязные носки, засморканные носовые платки и прочая дрянь. По стенам были развешаны «шедевры» Сухотина – грубо намалеванные кривые рожи или просто скопления разноцветных пятен. Роман называл это «портретами» и «пейзажами». Воздух пропитался запахом табачного угара, несвежего белья и еще чего-то на редкость противного.
– Ура! Наконец-то! Располагайся, дружище! – завидев Кожинова, радостно завопил Сухотин: патлатый, бородатый, давно не мытый мужчина лет тридцати пяти с блуждающим взглядом шизофреника. – Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях... Ха-ха! Шутка! Да, кстати, познакомься с Эльвирой!
Художник схватил майора за рукав и почти силком подтащил к томной, худосочной особе неопределенного возраста с крашеными волосами, бледным лицом и огромными тенями под глазами, расслабленно полулежавшей на кушетке.
– Вот, Элечка, мой старинный друг Женя, – торжественно представил Кожинова Роман. – Мы с ним знакомы едва ли не с пеленок. Вместе на горшках, ха-ха, сидели!
«Элечка» вяло кивнула.
– Она талантливая поэтесса, а также медиум и экстрасенс, – не переставал болтать Сухотин, деловито вытаскивая из стенного бара бутылку водки и разливая по стаканам.
