Потом его взгляд потускнел. Наползали сумерки, все заволакивала мутная пелена, пошел снегопад из пепла… Милые плачущие девочки – искренне любящие дочери, плоть от плоти – держали его за холодеющие морщинистые руки, но не могли согреть…
В тишине, подчеркнутой прежде лишь приглушенным щебетом птиц, вдруг отчетливо раздался грохот барабанов: какой-то далекий, неистовый, первозданный ритм, обещавший что-то невнятное, но пугающее.
Все сделалось грязным от боли в сердце. Отвращение – вот, пожалуй, последнее, что он осознал. Соленый от слез прощальный поцелуй жены был предназначен изношенной немощной оболочке, из которой Бут уже выпорхнул…
* * *
Но вскоре он получил кое-что взамен. Ему пришлось признать это, когда он очнулся в кабине, словно проснулся после глубокого, слишком глубокого сна.
В кабине?! А как еще можно было назвать это замкнутое пространство, ограниченное с шести сторон серыми поверхностями с какой-то неопределенной фактурой? Бут не ощущал движения, но почему-то был уверен, что кабина движется с постоянной и очень большой скоростью. Правда, он не мог сказать куда – вверх или вниз. Стенки кабины выглядели так, будто были сделаны из гниющей плоти, испускающей при разложении тусклое свечение. Это напоминало бестеневые лампы в операционной. И никаких запахов. Абсолютная стерильность.
При жизни Бут не страдал клаустрофобией, но сейчас его охватил страх, словно он оказался в засыпанной шахте – и даже не в шахте, потому что никакой «поверхности» не существовало: единственный туннель пронизывал Вселенную, представлявшую собой черный монолит. Ни света, ни звезд, ни намека на жизненное пространство по ТУ сторону, ни кубического сантиметра вожделенной пустоты… И сквозь этот туннель несся серый параллелепипед, не похожий даже на гроб и заключавший в себе существо, которому снился долгий сон о том, что оно жило, но теперь оно окончательно пробудилось.
И оказалось наедине со страхом. Страх сдавливал череп. Что ж, по крайней мере, у него был череп! Бут пытался ухватиться за эту позитивную мысль. Тело… Словно откладывая самое важное на потом, он переключился с собственного тела на стенки кабины. Прикоснулся к ним: не пластик, не металл и не камень. Субстанция, отдаленно напоминающая высушенное вещество мозга. Так решил Бут, видевший до этого только мозг домашних животных.
Но, трогая стены, он невольно рассматривал и свои руки. Он узнал эти руки. Руки тридцатилетнего Бута. Уже достаточно опытного, однако еще полного жизненной силы и молодой злости. Черт возьми, в его положении едва ли стоило вспоминать о ЖИЗНЕННОЙ силе!
