Ей было противно, но она не нашла в себе сил сопротивляться, когда он стал раздевать ее под звуки струнного квартета и овладел ею тут же, перед чучелом своей жены, навсегда оставшейся привлекательной и молодой…
Потом они опять пили что-то сладкое, вызывавшее приятную истому. Теперь Лидия делала это, чтобы забыться.
И она действительно забылась. Последнее, что она видела, было уже за гранью, разделяющей реальность и кошмар, – серые стеклянные глаза жены таксидермиста, смотревшие на нее с испугом и бесконечным сожалением.
Она очнулась и обнаружила перед собой незапятнанную стерильную белизну. Когда ее зрение сфокусировалось, она поняла, что видит потолок. Лидия попыталась встать, но ей не удалось сделать это. Ее руки и ноги были крепко привязаны к чему-то, очень напоминающему хирургический стол. Этот стол был холодным и твердым. Пластик и нержавеющая сталь… Вдобавок, кожаный ремень перехватывал ее шею и почти не давал поднять голову.
Но ей этого уже и не хотелось. Ужас парализовал ее. Крик захлебнулся в горле, так и не родившись. Лидия поняла, что здесь ее никто не услышит.
Зато она вновь слышала музыку, звучавшую издалека, – ту самую, которая сопровождала ее весь вечер. Лидия вспомнила, наконец, откуда ей знакома эта музыка. Она много раз слышала ее в детстве в доме своего отца. Квартет назывался "Смерть и Девушка"… Ничего трагического не было в этой музыке. Она бы даже придавала происходящему оттенок дешевой мелодрамы… если бы не холодная твердая плоскость, которую Лидия ощущала спиной, и ремни, болезненно врезавшиеся в кожу.
Она услышала тихие скользящие шаги и повернула голову, боясь смотреть на то, что могла увидеть. Но увидеть ей все-таки пришлось.
Эта комната была чем-то средним между операционной и мастерской. Нестерпимо блестели хирургические инструменты. Их блеск вонзался в зрачки, а кошмарное предчувствие вонзалось в душу.
Но самое жуткое зрелище ожидало Лидию, когда она опустила глаза. В углу комнаты стояли незаконченные чучела двух маленьких девочек. На лице одного из них застыла улыбка, на втором кожа вообще еще не была еще натянута и висела, собравшись в складки.
Отчаяние высушило глаза Лидии. К ней приблизилось улыбающееся лицо таксидермиста.
– Мои любимые дочери, – сказал он шепотом, словно кто-нибудь еще в этом доме мог его услышать. – Не правда ли, они очаровательны в этом возрасте?..
Он погладил по голове чучело с натянутой кожей. В его глазах промелькнул восторг человека, сотворившего очередной шедевр. Восторг, который не с кем было разделить. Пальцы таксидермиста, наслаждаясь, пробежали по нежной детской коже.
