Ангела уже можно было в подробностях разглядеть и без бинокля. Конечно, он был одет в черное и сидел на бледной кобыле. Она стояла между рельсами, спокойная, как Кладбищенская Кляча – призрак, являющийся незадолго до смерти кандидатам в покойники. Подозреваю, что она даже не дернулась бы, пока бронепоезд не врезался бы в нее на полном ходу…
Однако призраков я не боялся. Даже тех, которые блуждают в немытых трущобах моей памяти. Черный Ангел вывалился как раз оттуда – но во плоти! Я снова «узнал» его: и широкополую шляпу, и черный плащ, и длиннополый сюртук, и красную повязку нейрохилера на правой руке, и белые кисти художника-извращенца, и восковое лицо. Еще не различая мелких черт, я готов был поспорить, что за мутными, будто засиженными мухами стеклами очков можно увидеть два зеленых кошачьих глаза, и это казалось мне гораздо более противоестественным, чем розовые бельма альбиноса или голубые льдинки Белого Херувима.
В черной лоснящейся кобуре, висевшей на поясе у Ангела, покоился излучатель – оружие, внушавшее не меньший мистический трепет, чем какой-нибудь древний меч, обильно омытый в крови врагов. По правде говоря, даже больший…
Мозгляк ворчал себе под нос насчет «траханных бюрократов» и «непредвиденной задержки». Я поймал себя на том, что до сих пор не знаю, какой срок он отбывает, а главное – за какие преступления. Он всегда выглядел настолько уверенным в себе и в своем будущем, словно схлопотал пять тысяч лет за то, о чем и помыслить невозможно. Без надежды на амнистию. По приговору, не подлежащему пересмотру. Тогда и я на его месте, пожалуй, топтал бы Зону, поплевывая на все и на всех, – первые лет сто. Однако не сомневаюсь, что остальные четыре тысячи девятьсот превратились бы в кошмарную, чудовищную, невероятную, сверхдолгую пытку! И ведь с собой кончать бесполезно. Начнешь все сначала – да еще пару столетий припаяют за попытку «побега».
В общем, Мозгляку не позавидуешь – если, конечно, я не ошибся и он не приставлен к нам в качестве еще одного пыточного инструмента, эдаких интеллектуальных клещей для срамных мест. Самое срамное – это, конечно, мозги. Ну, в таком случае у нас еще все впереди!
Как видите, мои мыслишки-белочки забегали в своих колесиках, устроив бесполезное представление; и даже накормить бедных голодных «зверьков» мне было нечем. Я тупо стоял и ждал, вцепившись побелевшими пальцами в ржавое металлическое ограждение. В глубине души я уже знал, по чью душу явился Черный Ангел.
