У него было время прийти в себя. Д. благодарил судьбу за дарованную передышку. Еще пять минут – и он будет в полном порядке. ПОЧТИ в полном порядке. Нарастающий страх не в счет. Хотел бы он увидеть человека, который не боится! Он честно искал. Когда-то он с наивной жадностью вглядывался в лица людей, спускавшихся в подземку. Чаще всего он натыкался на стеклянный взгляд, устремленный в пустоту и означавший лишь одно: «Хозяин дома, но никого не принимает». При этом Д. чувствовал, что за стеклянной стеной таится страх, такой же неизбывный, постыдный, неуничтожимый страх, какой испытывает он сам. Ощущения зыбкости существования, беззащитности, одиночества преследовали каждого в его стеклянном доме, даже если дом этот был выстроен не на песке, а на незыблемой скале веры.
Д. верил. Его вера порой находила странное воплощение в примитивных предметах. Например, в фотографии жены. Бухгалтера можно было заподозрить в дешевой сентиментальности. Он храбро плевал на то, как ЭТО называется. Он разговаривал с фотографией, и ему становилось легче. Намного легче. Для чего еще нужна молитва, если не для того, чтобы становилось легче?
Вот он и молился на свой собственный, незамысловатый лад: чтобы сегодня пронесло, чтобы Подземный прошел мимо и чтобы вечером вернуться, непременно вернуться в маленькую квартирку, к вещам еще более хрупким, чем жизнь. С возрастом его молитвы становились однообразно-исступленными.
…Бухгалтер погрузил ступни в домашние тапки, прошлепал в туалет и долго стоял над унитазом, выдавливая мочу. Аденома предстательной железы – этот диагноз казался отдаленной и довольно абстрактной угрозой по сравнению с том, что могло произойти в любой день. Например, сегодня.
«А правда – почему бы не сегодня? – спросил себя Д. – Почему я… Нет, почему мы ВСЕ так уверены, что не сегодня? А если и сегодня, то не с нами?»
За себя он мог ответить. Ну во-первых, он помолился. И во-вторых, теория вероятности была за него, убеждала всей фальшивой тяжестью пустотелых нулей, стоящих после запятой, и ничтожностью дистрофичной единицы, прилепившейся в самом конце шеренги…
Потом бухгалтер Д. тщательно побрился, отчего-то вспомнив о некоем средневековом позере, который пожелал перед казнью, чтобы его побрили, подстригли и переодели во все чистое. Должно быть, голова бедняги выглядела просто здорово, когда палач вынул ее из корзины!.. Чуть позже скромным воображением бухгалтера завладели немецкие офицеры из просмотренного недавно старого фильма, непременно брившиеся перед боем и орошавшие себя хорошим одеколоном.
