Генка охнул, взвизгнул и начал оседать. В его взгляде застыло безмерное изумление. Это была быстрая и почти мгновенная смерть. Вадик понимал, что толстяк не должен поднять шум. Туша увлекала его вниз. Он дернул нож на себя. К счастью, лезвие не застряло между ребрами. На футболке Пивовара расплылось темное пятно. На губах блондинчика выступила розовая пена. Он медленно сползал по ступенькам, словно кукла, набитая ватой…
Вадик не смотрел на него. Он прислушивался, не раздадутся ли шаги на лестнице. И не хлопнет ли чья-нибудь дверь. Потом он увидел, что с кончика ножа сорвалась малиновая капля. Тогда он поднес лезвие ко рту и аккуратно облизнул его языком. Это было ужасно невкусно, но он не хотел оставлять никаких следов.
Сзади послышался скребущий звук. Вадик едва не пустил в штаны теплую струйку… Очень медленно он обернулся.
В двух метрах от него сидел соседский кот.
– Кис-кис, – слабым голосом сказал Вадик. Кот проскользнул мимо и остановился только затем, чтобы обнюхать Генкин труп. Потом кот задрал хвост и отправился по своим делам. Его правая передняя лапа оставляла следы в виде едва заметных пятен.
Вадик вздохнул свободнее.
Убедившись, что нож чист, а на его одежду и обувь не попала ни единая капля крови, он тихо поднялся на площадку и толкнул незапертую дверь. Все складывалось как нельзя лучше. Мама все еще была в ванной и теперь мурлыкала «Только я буду рядом…». Оттуда же доносилось тихое жужжание электрического эпилятора.
Вадик осторожно запер входную дверь, снял кроссовки и через пару секунд был уже на кухне. Здесь он подержал нож под струей воды. Наблюдая за розоватой струйкой, стекающей с клинка и исчезающей в водостоке, он ощутил, как ослабляются тиски напряжения, как уходит тревога, а на ее место возвращаются счастливая беззаботность и незамутненная детская радость существования.
Он давно успел забыть звуки похоронного оркестра, тоскливо завывавшего под окнами в течение получаса. Четыре недели тянутся долго, когда вам еще не исполнилось шести и вы не прошли спецобработку в начальной школе, в результате которой время начинает делиться на «свое» и «чужое». Вадик забыл, какие лица были у мамы и папы в ТОТ воскресный день и о чем спрашивали его скучные дядьки в форме и без формы. Он ничего не знал – как и все остальные. Правда, соседский кот кое-что видел, но его переехала машина спустя три дня после Генкиных похорон. Вадик специально ходил полюбоваться на облепленные мухами останки, которые лежали на обочине дороги. Это отвратительное зрелище подействовало на него успокаивающе. Особенно внимательно он рассматривал правую переднюю лапу. Она оказалась запачканной в крови, только непонятно было, чья это кровь – Генкина или самого кота.
