После ревизии Озерецковского арестантское отделение Соловков опустело, но продолжалось это недолго. С 1836 года камеры стали опять заполняться.
В 1836 году соловецкий игумен Иларий поставил перед синодом вопрос о выводе из тюремного здания стражи. Свою просьбу старец обосновывал тем, что в остроге караульной команде «быть неприлично, при том беспокойно и утеснительно для нее». Синод согласился с этими доводами. К 1838 году на арестантском дворе построили новое двухэтажное здание казармы, в которое вывели из острога инвалидную команду. Остались там только часовые.
В 1838 году неофициальный визит на Соловки нанес бывший когда-то декабристом архангельский гражданский губернатор А.Н. Муравьев. Как экскурсант он осмотрел на острове «тамошние древности и библиотеку», а также острог. Тюрьма произвела на Муравьева удручающее впечатление. Губернатор предложил построить для арестантов на монастырском дворе особый флигель и тем «сделать несчастным такое необходимое облегчение». Соловецкий архимандрит забаллотировал это предложение и со своей стороны выдвинул идею расширения «теперешнего арестантского здания», что было бы, по его мнению, «и дешевле особого флигеля и гораздо удобнее»[71]. Синод одобрил инициативу настоятеля.
К 1841-1842 годам по проекту архитектора Щедрина здание соловецкой тюрьмы было увеличено надстройкой третьего этажа, что дало еще 9 камер, но сделало острожный дом выше крепостной стены.
Игумен Иларий не щадил розовых красок, когда перечислял «удобства» выстроенного им острога. Камеры темницы он называл «комнатами», не лишенными домашнего уюта. Как достижение отмечал то, что «всякий содержащийся имеет необходимую единообразную мебель, вещи и даже единообразную недавно мною устроенную одежду».
Описывая «прелести» тюремного замка, архимандрит говорит, что ужас перед Соловками исчез якобы при Николае I: «Давно не слышно здесь звука цепей, нет страшных подземельев и погребов, где страдало человечество, где наказывалась злоба и пороки, а нередко и невинность. Это несчастное время осталось теперь только в воспоминании нашем и время просвещения изгладило уже следы его».
Однако в рассуждениях архимандрита есть одна неточность. Он настоящее соловецкой тюрьмы называет ее прошлым. Сам факт существования огромной трехэтажной гробницы на Соловках в XIX веке свидетельствовал о том, что «несчастное время» не миновало, что порядки инквизиционных времен не канули в Лету.
Даже в середине 70-х годов соловецкая тюрьма производила на путешественников отвратительное впечатление. «Эта сырая каменная масса внутри сырой каменной стены переносит разом за несколько веков назад», — говорил о тюрьме Вас. Ив. Немирович-Данченко, брат известного театрального деятеля. Писателя охватил «суеверный страх», когда он вошел внутрь тюрьмы: «Узкая щель без света тянулась довольно далеко. Одна стена ее глухая, в другой — несколько дверей с окошечками. За этими дверями мрачные, потрясающе мрачные темничные кельи. В каждой окно. В окне по три рамы, и между ними две решетки. Все это прозеленело, прокопчено, прогнило, почернело. День не бросит сюда ни одного луча света. Вечные сумерки, вечное молчание. Я вошел в одну из пустых келий. На меня пахнуло мраком и задушающею смрадною сыростью подвала. Точно я был на дне холодного и глубокого колодезя»
