– В телевизор смотрит бог —
что за чудо осьминог
поселился в райском саде?
Жопа спереди и сзади...
Белая простыня пришла в бурное движение, отлетела, обнаружилась парочка в костюмах Адама и Евы. Анка недурственно изобразила крайнюю степень ошеломления – а радист пришел именно в такое состояние на полном серьезе. Так и окаменел, бедолага.
– Так-так, – сказал Мазур. – Это что ж мы наблюдаем? Ах ты, дрянь такая... Ну, счас я вам тут устрою Мамаево изстебище...
Анка выпорхнула из постели, натянула свои кружевные причиндалы, нырнула в платьице – ни секунды не теряла, готовясь к экстренному отступлению. Радист самую чуточку оклемался – как-никак он был на родном корабле, дома и стены помогают, – выговорил вполне членораздельно:
– А в чем, собственно...
И сделал даже попытку вылезти из койки – то ли храбр был не в меру, то ли просто дурак. Поскольку персонаж, которого Мазур играл, никак не мог отреагировать на увиденное интеллигентскими причитаниями и заламываньем рук, Мазур громко, с подлинным чувством изрек словесную семиэтажную конструкцию, а для закрепления успеха достал трофейный пистолет и встал в картинной позе.
Вот теперь радиста п р о н я л о. Сообразил, что лежит в койке голышом, а у самого не то что пистолета, перочинного ножика не имеется.
Анка уже надела туфельки, и Мазур не стал терять времени на пошлую комедию с угрозами и обличениями – шагнул к радисту – тот, побледнев до полной белоснежности, отшатнулся к стене – и коротким ударом по горлу отправил его в долгий, гарантированный обморок. Обтерев «Беретту», кинул ее рядом с бесчувственным телом (у него свой ствол таился в кобуре на щиколотке, не было смысла таскаться с этой тяжеленной дурой), ухмыльнулся и дернул подбородком в сторону двери:
– Пошли, развратница...
В тускло освещенном коридоре стояла тишина. Часового никто пока что не хватился.
– Смываемся в темпе, – сказал Мазур тихо. – У меня – жмурик. Из т е х, сам выскочил, что ж было делать...
Анка, даже в туфельках на высоком каблуке, ухитрялась перемещаться практически бесшумно, и они скользили рядом, как парочка призраков не самой благонравной семейной четы.
На палубе вахтенного не оказалось, дрых где-нибудь. Почти рассвело, меркли звезды, небо из черного стало снежно-серым, стояли прохлада и тишина, только из ярко освещенных «стекляшек» на пригорке доносились отзвуки дешевого веселья.
Они спустились с трапа, быстрым шагом миновали кабак и стали подниматься в гору, к пальмовой рощице, идеальному месту для наблюдательного пункта.
