Как и в том случае. Я с ним работал задушевно, ясно вам? В мою задачу вовсе не входило сделать его коммунистом или хотя бы сочувствующим – нахрен оно нам надо, откровенно говоря? – Я просто-напросто должен был вползти к нему в душу. Расположить его к себе, мягко и ненавязчиво убедить в конце концов, что ничего страшного вроде измены присяге с ним не произойдет – всего-то и делов, что один профессионал, всесторонне оценив непростую жизненную ситуацию, принял решение согласиться с аргументами других профессионалов… Примерно так.
Понимаете? Работа была ювелирная. Я, пожалуй, неудачно привел пример с бабой на пляже. Грамотно раскрутить неуступчивую бабу на койку – задача, конечно, порой нелегкая, но та, что стояла передо мной, была в десять раз труднее. К тому же проиграть я не имел права. Это несговорчивую бабу можно в конце концов послать к черту, плюнуть и переключиться на другой объект, более доступный, а вот в моем случае такое категорически исключалось условиями игры. Если начальство велит в лепешку разбиться, но выполнить поставленную задачу, никакие объяснения в случае неудачи не принимаются.
И, знаете, у меня понемногу стало получаться. На объекте я даже жил с ним в одной комнате, гулял в лесочке. Беседовал главным образом на отвлеченные темы – за жизнь, как говорится. Издаля заходил, понемножку сужал круги… Мы это умели. Нас грамотно учили хорошие учителя…
Так вот, когда мы с ним уже стали беседовать доверительно, он мне однажды рассказал такую историю…
Дело это с ним произошло летом сорок первого, когда они катили вперед в полной уверенности, что этакими вот темпами и на Красную площадь въедут еще до листопада.
Его водитель тогда сбился с дороги, заплутал где-то в лесу. Он ехал на вездеходике с одним только водителем. Особо они тогда не встревожились – ну, победители, мать их, прут почти триумфально – и, когда стало темно, продолжали петлять по лесным дорогам в надежде, что где-нибудь на своих да наткнутся.
Временами останавливались, глушили мотор, прислушивались к ночной тишине – не слышно ли своих? Ночью, в тишине, работающий мотор машины далеко слышно, а уж танк…
Вот во время одной из таких «рекогносцировок» с ними это и произошло.
Он рассказывал подробно. Ночь, говорил, была светлая, со множеством звезд. Луна пошла на ущерб, но от нее еще оставалось не менее чем три четверти. Тишина, говорит, уютная, как будто и нет войны. Ночь, дорога неизвестно куда ведет, двойная колея, и он стоит на дороге, а водитель – чуть поодаль, в машине.
