запах, гораздо более неприятный, насквозь знакомый – душный, сладковатый запашок разложения.
Он открыл глаза. Непонятно было, как это получается, что он видит окружающее, что твоя кошка – внутри огромной коробки с парой крохотных окошечек под самым потолком должно быть темно, как в погребе. И все же он отчетливо видел, что рядом вместо Васьки Кондакова лежит давешний мадьяр, и не просто лежит, а поглядывает. Лицо у него было определенно неживое – этакой восковой белизны, стянутое гримасой, рот приоткрыт, да так и застыл – но глаза смотрели, как живые. Воняя знакомым запашком начинавшегося разложения, венгр явственно издал звук, что-то вроде: «Хыр-хыр-хыр».
Это был никакой не кошмар. Слишком реально бил в нос запах, и покрытый шинелью дощатый пол был жестким, пыльным, и все прочее, абсолютно все, свидетельствовало, что это не сон…
Сержант заорал – чисто машинально. Поднялись две-три головы и тут же упали, никто не проснулся, привыкли, каждую ночь кто-нибудь вот так да орал во сне…
Однако сам сержант не просыпался – а значит, и не спал вовсе, и покойничек в том самом мундире, с фашистскими стрелами на рукаве, со знакомой рожей, ухоженными усиками лежал рядом, все так же издавая свое «хыр-хыр-хыр»…
Здесь был даже не страх, а что-то другое – быть может, ощущение острой неправильности момента. Сержант в жизни с таким не сталкивался, не верил ни в какую загробную жизнь и бродящих ночами мертвецов. Однако дохлый мадьяр был здесь, совсем рядом, лежал, таращился и хыркал…
Сержант осторожненько приподнялся, переступая меж лежащими, отступил бочком-бочком, отошел в угол. Старательно пытался себе внушить, что все это ему только мерещится, бывает такое из-за расстроенных нервов. Закрыл глаза, прилег на свободное местечко, прижался к стене и попытался задремать.
Очень быстро ноздри вновь ощутили противный запашок, и рядом послышалось: «Хыр-хыр-хыр»… Покойный опять был тут. Лежал, таращился в лицо и издавал прежние звуки, то ли хрюкал, то ли фыркал. Сержант крепко зажмурился, надеясь, что как-нибудь само собой обойдется. Время шло. Мертвец так его и не коснулся, и на том спасибо – но его присутствие чувствовалось совсем рядом: окоченевшее, распространявшее холодок тело – или только казалось, что веет этот холодок? – запах, хорканье…
Сержант вскочил и решительно вышел во двор, под звезды. Видно было неподалеку бдительно прохаживавшегося часового. Достав кисет, сержант проворно, на ощупь свернул себе цигарку. Высек огонь, припалил, затянулся.
