То, что он оказался сложнее, чем я представлял, собственно, ничего не изменяло. Его роль в предстоящих событиях четко определена, и его качества никоим образом ни на что не влияют. Примитивная марионетка как раз способна создать лишние хлопоты и вызвать непредвиденные случайности, а я, при всем к себе уважении, отнюдь не считаю, что полностью застрахован от упущений и промахов. Решено, он подходит.
– Повеселились на славу? – спрашивал тем временем кабатчик, неуклюже меняя тему разговора.
– Ничего интересного, – небрежно махнул рукой Тезей. – Разнесли в щепки одну тартесскую лоханку.
– Какой великий подвиг, право! – громко и насмешливо сказал я на весь кабак. – Хозяин, выгляни на улицу, посмотри, не шатаются ли поблизости летописцы. Если увидишь рапсода, тоже зови. Такое героическое деяние нужно немедленно занести в скрижали.
Хозяин уставился на меня с ужасом, Тезей – с изумлением.
– Я не ослышался? – спросил он многозначительно.
Я сказал раздельно и громко:
– У нас на Крите такими потасовками и уличные мальчишки не стали бы хвастаться.
– Так ты с Крита? – Он издевательски расхохотался. – Это у вас там любвеобильная царица наставила рога супругу в прямом и переносном смысле?
– Болтают всякое, – сказал я, – а ты, оказывается, не только болтун, но еще и сплетник?
Он двинулся ко мне нарочито медленно. Я стоя ждал, неотрывно глядя ему в глаза.
Он шел, отшвыривая ногами табуреты.
Я стоял.
Он чуточку замедлил шаг – его смутило, что я держусь столь уверенно.
Я смотрел ему в глаза.
Теперь нас разделял шаг, не более. Он нерешительно положил ладонь на рукоять меча.
– Меч не стоит обнажать в кабаке – он теряет блеск, – сказал я. – И потом я безоружен, это как-то…
– Что тебе нужно, бычачий подданный? – спросил он грубо, но за грубостью не скрылось то самое удивление – он был умен, сообразил, что все это ничуть не похоже на обычную кабацкую ссору, и откровенно колебался.
– Я не за тем плыл к тебе с Крита, чтобы ты меня зарубил в первые минуты знакомства.
– Ко мне? – Он обернулся: – Хозяин, брысь!
Хозяин исчез. Тезей присел напротив – смесь удивления, любопытства и подозрительности.
– Ты кто такой?
– Я – Рино с острова Крит, по воле богов толкую сны.
– Я сплю без снов, – отмахнулся он.
– Ой ли? – сказал я. – Ложь. Сны видят даже собаки, а уж человек… Человек их видит всегда. Отними у человека сны – и он умрет от отчаяния, потому что сны – это наши желания и те, что еще могут осуществиться, но чаще всего – желания уже заведомо несбыточные. Сплошь и рядом во сне мы живем более насыщенной и удачливой жизнью, нежели наяву, потому что наяву заела обыденность, смелости не хватило, просто не повезло. Можешь мне верить – я большой специалист по снам. Я их толкую, но одного толкования мало.
