– Да это всегда так, – проявляя классовое сознание, сказал Кривоногов, достал папиросу и закурил.
– Что с ней делать-то? – вслух подумал Селевич и обернулся к Кривоногову. – Где ж тебя угораздило суку эту подцепит?
– А может она – кобель?
– Хрен редьки не слаще. Откуда она?
– Возле штучного кемарила.
– Факт антиобщественного поведения налицо. Может, штрафануть ее?
– Чего с нее возьмешь-то? Разве что с хозяина?
– Эй, – обратился Селевич к собаке, – хозяин у тебя есть?
Собака легла, вытянув подбородок на лапы.
– Вообще-то, хозяин-то здесь при чем? – философски заметил Кривоногов. – Не хозяин пил. Сама.
– Эй, ты, – наклонился Селевич над собакой, – штраф будешь платить?
Собака высунула язык и часто задышала.
– Стерва! – выругался в сердцах Кривоногов.
– Чего с ней цацкаться, давай в трезвяк ее, там разберутся!
– Не примут, – сказал более опытный в таких делах Кривоногов.
– Ты, пёс! – напористо сказал Селевич, – ты у нас допрыгаешься! На работу бумагу пошлем…
– Какая у нее работа, – попытался перебить начальника Кривоногов, но тот, не обращая внимания, закончил: – … вылетишь, как миленькая, сейчас с этим строго!
Собака икнула и закрыла глаза.
– Ну, сволочь, ты гляди-ка! – возмущенно и в то же время восторженно ударил себя ладонями по ляжкам Кривоногов. – Да мы ж тебя, мы ж тебя… посадим тебя! Через пятнадцать суток по-другому запоешь.
– Куда ты ее посадишь? – раздраженно перебил его остывающий уже начальник. С минуту они помолчали, затем, неприязненно покосившись на подчиненного, Селевич тихо сказал:
– Знаешь что, Кривоногов, гони-ка ты ее отсюда.
Кривоногов затушил папиросу о нижнюю плоскость подоконника, подошел вплотную к собаке и с нескрываемым сожалением несильно пихнул ее ногой. – «Пшел!»
Собака нехотя поднялась и поплелась к двери кабинета.
Выйдя из здания милиции, она зажмурилась от яркого весеннего дня, встряхнулась и прямо тут же перед дверью улеглась на мостовую. Затем она посмотрела вперед себя не по-собачьи мутными глазами, зевнула, обнажив почерневшие от никотина зубы, и проворчала:
– Похмелиться бы.
* * *
… Виталька притащил домой мохнатую полосатую гусеницу и показал ее матери:
– Правда похожа на тигра?
– Правда, – ответила Ирина. Два чувства боролись в ней: брезгливость и симпатия к этому полузверьку-полунасекомому. Победила брезгливость, поддержанная здравым смыслом и возможностью сослаться на милосердие: если гусеницу оставить в квартире, она погибнет. – Ты знаешь, что из этой гусеницы получится бабочка?
