Та же тоска. Другой скучный круг «да», Харого и Лао слегка друг друга поддразнивают, слабые смешки. Городин, Чавез, Тиен никак не реагируют. Эмори заметила это: Корэйн краем глаза видел, как она усмехнулась, поняв их молчание. Стило прекратило вращательные движения. Взгляд Эмори стал теперь другим, острым, когда она взглянула в сторону Корэйна и медленно, слегка улыбнулась так, как это делают, чтобы смягчить случайную встречу взглядов.
Но глаза совершенно не улыбались. Что ты сделаешь? — спрашивали они. Как ты собираешься поступить, Корэйн?
Было не так уж много вариантов, и такому интеллекту, как у Эмори, потребовалось совсем немного времени, чтобы в них разобраться. Во взгляде медленно проявилось понимание, а затем он стал угрожающим, как рапира фехтовальщика. Он ненавидел ее. Он ненавидел все, что она символизировала. Однако, бог мой, иметь с ней дело — все равно, что вести телепатический сеанс: он взглянул прямо ей в глаза, отвечая угрозой на угрозу, и изгибом бровей передал: ты можешь толкнуть меня на край. Но полетим мы вместе. Да, я сделаю это. Расколю Совет. Парализую правительство.
Ее закрытые глаза, ее ласковая улыбка говорили: Хороший удар, Корэйн. А ты уверен, что ты хочешь этой войны? Ты можешь оказаться неподготовленным к ней.
Нежность в его взгляде отвечала: Да. Будет именно так, Эмори. Если ты хочешь кризис именно тогда, когда на повестке дня два таких важных для тебя проекта, ты получишь его.
Она прищурилась, перевела взгляд на стол и обратно, жесткая улыбка, глаза прикрыты. Значит, война. Улыбка становится шире. Ил переговоры. Следи за моими действиями, Корэйн: ты совершаешь серьезную ошибку, если доведешь до открытого разрыва.
Я выиграю, Корэйн. Ты можешь задержать меня. Ты можешь сначала устроить выборы, черт тебя возьми. И на это уйдет больше времени, чем на ожидание де Франко.
— Вопрос об ассигнованиях на станции Надежда, — произнес Богданович. — Первый, по списку, выступающий — сира Лао…
Эмори и Лао обменялись взглядами. Корэйн не мог видеть лица Лао, только ее белокурый затылок: косы, характерно уложенные короной. Без сомнения, на лице Лао выразилась растерянность. Эмори подозвала секретаря, сказала ему на ухо несколько слов, при этом его лицо стало непроницаемым, губы слились в тонкую линию, глаза отражали смущение.
Секретарь подошел к одному из помощников Лао, а тот, в свою очередь, зашептал ей что-то на ухо. Теперь он мог прочитать движения плеч Лао, ее глубокое дыхание так же, как и хмурое выражение ее лица, повернутого в профиль.
