– Я… Извините, Элиза Карловна… – с трудом проговорил Георгий. Он не знал, куда девать руки, куда девать всего себя, такого огромного; ему казалось, что он заполнил собою всю эту маленькую кухню. Он почти не слышал того, что говорила Элиза Карловна, но все запоминалось так, будто, как он читал у какого-то поэта, каждое слово вели по его сердцу железом.
– Я благодарна судьбе за это последнее счастье, – повторила Элиза Карловна. В ее голосе не слышалось теперь ни слез, ни извиняющихся интонаций. – И надеюсь, бог услышит мою благодарность и пошлет счастье вам.
– Да за что же – благодарность?.. – Лучше бы она снова заплакала, даже это было бы ему легче! – Я же ничего… Только… Я просто…
– Вы только не изменяйте себе, Егорушка, – сказала она. – Прислушивайтесь к своему сердцу, и все у вас будет хорошо. Поверьте мне, это самый верный камертон. Извините мою патетику. – Старушка улыбнулась, и Георгий перевел дыхание. – Идите, милый мой, идите. Я и так отняла у вас целый день. Но благодаря вам этот день был прекрасен вопреки всему.
– Вы… Спасибо вам за все, только зря вы, честное слово. Я и правда пойду, ладно? Будьте здоровы, Элиза Карловна! – выговорил Георгий, пятясь к двери.
Всю дорогу до автобусной остановки он чувствовал, как пылают щеки и щиплет в носу от стыда.
«Будьте здоровы! – про себя повторял он. – Как будто она чихнула! Идиот, придурок! – И тут же, отвлекаясь от этой своей оплошности, думал: – Как же она жить тут будет? Совсем одна, от Ирочки этой толку как от козла молока… А сюда и ученики ее навряд ли из центра приедут. Бедная! Нет, не бедная – другая…»
Стыд, боль, сердечный трепет, что-то еще, неназываемое и раньше неведомое, – все смешивалось в эти минуты в его душе, и душа была полна жизнью, как никогда прежде.
Сдавать летнюю сессию Георгию не пришлось. Регина выполнила свое обещание, и без зачета по английскому его просто не допустили к экзаменам.
– Не журись, Рыжий, – успокаивал Федька. – Думаешь, ты один такой? Да у тебя, считай, все в ажуре, кроме этого английского поганого! У Лерки с Лоркой, вон, пропусков больше, чем дней в году, и ничего, не плачут.
– Да и я вроде не плачу, – сердито сказал Георгий. – Но и радоваться нечему. Пока только стипендию не дали, а осенью вышибут на хрен. Думаешь, она мне в сентябре зачет поставит?
– Стипендию! – хмыкнул Казенав. – Взрослый мужик, а рассуждаешь как девочка. Что тебе та стипендия? Кошкины слезы. Да на нее хлеба не купишь! А и выгонят – тоже невелика потеря. Я ж тебе говорил, Рыжий… – В последнее время Федька все чаще разговаривал с ним вот так, серьезно глядя в глаза. – Говорил тебе: по-другому надо. Знаешь, за что менеджера ценят? За умение взглянуть на ситуацию новым взглядом.
