«Как тут жить будет этот сибиряк? – подумал он. – И зачем?»
Федька постучал в самую дальнюю комнату и сразу распахнул дверь.
– Здравствуйте, Элиза Карловна! – бодро сказал он с порога. – Ну вот, я же обещал, что порешаем проблемку! Можете собираться, сегодня и переедете. Вот, молодой человек вам поможет.
Подготовленный мрачным видом прихожей и коридора, Георгий ожидал увидеть жуткую берлогу, хозяйкой которой он мгновенно представил парализованную старуху. Но, к его удивлению, комната оказалась просторной, светлой, и даже пахло в ней как-то не по-старчески: немного пылью и немного духами какими-то, что ли. Хозяйку он увидел не сразу – сначала услышал ее голос:
– Здравствуйте, Феденька. Я очень вам признательна. И вы действительно всегда делаете то, что обещаете, это редкое качество в молодом человеке. Элиза Карловна Кнебель.
Тут Георгий сообразил, что последние слова обращены к нему, и наконец увидел хозяйку, которая до этого словно сливалась с выцветшими до белизны обоями. Теперь старушка поднялась из кресла, накрытого чем-то вроде шали в цветах и птицах.
– Георгий Турчин, очень приятно, – сказал он.
И тут же сам себе удивился: он почему-то почувствовал смущение и скованность, хотя для этого не было совершенно никаких причин.
– Ну вот и познакомились! – Веселый Федькин голос разрушил эту странную неловкость. – Вы, Элиза Карловна, командуйте, не стесняйтесь. Жорик парень крепкий, понятливый, в ноль секунд вещички соберет. А я побежал – документы, сами понимаете. Счастливо вам там на новом месте!
Только когда Федька уже выскочил из комнаты, Георгий сообразил, что не спросил у него самой простой вещи: а дочка-то разве не примет участия в сборах? Или зять, или внуки, или кто там еще есть из родственников? Ему показалась невозможной и дикой сама мысль о том, что совершенно чужой человек вдруг, ни с того ни с сего, разрушит то, что создавалось в этой комнате годами и десятилетиями…
Он взглянул на Элизу Карловну, по-прежнему неподвижно стоящую рядом с креслом, но почему-то не решился спросить ее об этом. Она смотрела прямо на него, глаза у нее были совсем светлые, как будто тоже выцветшие.
– У вас красивое имя, Георгий, – неожиданно сказала она. – А как зовет вас мама?
– Егором, – почувствовав, как почему-то сжимается горло, ответил он.
– Да, ведь это самый естественный уменьшительно-ласкательный вариант, – улыбнулась Элиза Карловна. – Знаете, я когда-то мечтала так назвать сына. – В ее голосе прозвучали доверительные интонации, от которых Георгию захотелось провалиться сквозь скрипучий паркетный пол. – И думала, что буду звать его именно Егором, потому что, согласитесь, Георгий – это немного торжественнее, чем предполагает повседневная жизнь. И Марина Цветаева ведь тоже назвала сына Георгием. Вероятно, это имя связано с какой-то наивной женской мечтой о мужественности… Вы не против, если я буду обращаться к вам уменьшительно? – спросила она. – Ведь вы много моложе меня, и в этом не будет фамильярности.
