– И ласковый ты, – продолжала Зина. – Я ведь, Гоша… Ну, вижу я, что ты меня не любишь. А все равно ты со мной ласковый, всегда побеспокоишься, чтоб мне удобно было, хоть и на полу. И целуешь всегда, даже когда кончишь уже и ничего тебе от меня больше не надо.
И тут ему стало так тошно, что даже возражать расхотелось. Он вдруг подумал: что же видела за свои восемнадцать лет эта маленькая светлая девушка, кого же она видела, если такая мелочь кажется ей чем-то необыкновенным?
– Зин, прости ты меня, – выдавил он. – Не надо мне было с тобой…
– Почему не надо? – улыбнулась она. – Разве нам с тобой плохо? Ты же простой, Гоша, ты как я. Не москвич какой-нибудь. Они-то гордые все, понятно, столичные штучки. Им красивой жизни хочется, привыкли, чтоб шумно кругом, весело… А тебе чего? Мы б с тобой душа в душу жили, знаешь, как бы я за тобой смотрела хорошо! Не хочешь в гарнизоне – дом бы купили в поселке. Мы же с матерью всю жизнь за отцом по медвежьим углам, я все умею, никакой работы не боюсь, да ты и сам не ленивый. Или в Уссурийск можно перебраться. Или, хочешь, я с тобой уеду куда захочешь? Мы ж молодые, Гошенька, нам же все дороги открыты!
– Зин, не надо про это, а? – почти умоляюще произнес он. – Не хочу я этого ничего – дом, дороги какие-то… Ну, я учиться хочу, если тебе причины нужны.
– Не надо так не надо, – вдруг с подозрительной легкостью согласилась Зина. – И правда, чего это я расквохталась? А я тебе свитер связала, – вспомнила она. – Помнишь, у меня белый есть? И тебе связала такой же, из козьей шерсти. Дни-то длинные на работе.
– Я пойду, – вздохнул Георгий: какой толк был от этого разговора? – Пленок пять отснял на учениях, обещал хлопцам поскорее сделать. Всю ночь придется сидеть.
– А как же… – Зина взяла его руку, положила себе на грудь; он почувствовал ее тело под шелковой тканью розовой блузки. – Давай дверь запрем, а, Гошенька? – горячо прошептала она. – Неужто ты совсем по мне не соскучился?
Конечно, он соскучился по ней. Нет, не по ней, а именно по тому, о чем она говорила сейчас, – по ее трепетному телу, по ее груди у себя под ладонями, по светлым струям ее волос, которые почему-то возбуждали его больше всего… Но как он мог запереться с нею после всего, что было сказано? Теперь он чувствовал, что от Зины исходит не только то обычное, мелочное, что всегда его раздражало, но и какая-то скрытая опасность.
Секунду помедлив, Георгий высвободил руку и, не прощаясь, вышел из библиотеки.
