…Когда Лера перевела дыхание, Митя уже лежал рядом с нею, но лица его она не видела: оно скрыто было на ее плече. Счастливая, живая сила дышала во всем ее теле, и Лере хотелось смеяться и плакать одновременно.
– Ох, Митенька, – сказала она, прижимаясь щекой к его волосам, – все ты со мной можешь сделать!.. А я думала, со мной никогда уже так не будет…
Он не отвечал, лежал неподвижно, и она вдруг почувствовала, как напряжено его прижавшееся к ней тело.
– Митя, что с тобой? – испуганно спросила Лера, пытаясь приподнять его голову и заглянуть в глаза.
– Нет, ничего. – Голос его прозвучал глухо. – Подожди, я полежу немного.
И тут только, услышав его глухой голос, Лера ощутила, как бьет его крупная дрожь, как судорога сводит все его тело.
«Боже мой, да что же это я! – промелькнуло в ней. – Как же я могла совсем не чувствовать…»
Митя лежал на животе, лицом вниз, и Лера поцеловала его затылок, потом плечи, потом еще, еще… Снова ее охватило желание – но совсем другое, не внутри ее горящее, а направленное на него.
Он лежал неподвижно, все так же напряженно, словно прислушиваясь к ее поцелуям, но вскоре Лера почувствовала, как дрожь в его теле сначала замирает, а потом начинается снова – но уже не дрожь подавленного желания, а трепет, такой живой и неостановимый, какой мог быть только в нем.
Спина его вздрагивала под ее губами – и вдруг он перевернулся, весь выгнулся, закинув руки за голову. Глаза его были полузакрыты, а губы приоткрылись, и из них вырывались задыхающиеся слова:
– Милая, хорошая моя… я сейчас… ты… мне хорошо…
Она умереть была готова за каждое его прерывистое слово, но он хотел ее жизни, прикосновений ее губ, ее ласкающего языка… Он просил ее об этом каждым своим движением, и она чувствовала эти едва уловимые движения сильнее, чем всю себя.
– Немного… Совсем еще немного – вот так… Еще не отпускай меня, останься… – просил его голос, и все его тело просило о том же. – Лера, Ле…
Голос его прервался. Лера чувствовала, как отдается в Митином теле каждое движение ее губ, как весь он устремляется в нее – всей страстью, всем больше не сдерживаемым потоком желания. И губы ее затрепетали, принимая этот поток, она забыла обо всем, кроме него – любимого, единственного, отдающегося ей так мощно и безраздельно!
Это была такая тихая ночь – ночь возвращения страсти. Ничто не мешало им слышать друг друга, тишина охватывала их со всех сторон, стояла на страже за окном и в умолкнувших деревянных половицах.
