Какой-то идиот в Вашингтоне вероятно накурился наркотиков и стал еще более звероподобным, чем сделала его природа. И он в своем угаре заявил, что служители церкви стараются подменить собой государство, что в своих церквях и соборах они призывают людей к восстанию. Правда в последнем была доля истины. И оставалось только жалеть, что церкви не дали возможность выполнить то, что она задумала.
Мы отвели девушку в дом и когда мать увидела, как она молода, как прекрасна, она обняла ее. Девушка тут же прижалась к ее груди и заплакала. Она долго не могла придти в себя. Я мог наконец рассмотреть ее. Я вообще мало видел девушек, но эта, так таинственно появившаяся здесь, была воистину прекрасна.
Ей было лет девятнадцать. Она была хрупкого телосложения, но в ней не было ни слабости ни изнеженности. Огромные жизненные силы проявлялись в каждом ее движении, жесте, выражении лица, звуках голоса. Она была еще молода, но в ней чувствовался большой интеллект. Хотя длительное воздействие солнечных лучей сделало кожу темной, она осталась чистой, почти прозрачной.
Девушка была одета так же, как и все мы, туника, брюки, сапоги. Но то, как она носила все это, делало одежду красивой. Лента на лбу, стягивающая волосы, была чуть шире, чем обычно, и расшита мелкими ракушками, образующими причудливый орнамент. И это было тоже странно: ведь в этом ужасном мире женщины прятали свою красоту, старались обезобразить себя, а некоторые матери даже убивали своих новорожденных детей, если вдруг рождалась девочка. Молли делала это уже два раза. Неудивительно, что взрослые у нас редко улыбались и никогда не смеялись.
Когда девушка успокоилась, отец возобновил свои расспросы, но мать сказала, что девушка очень устала, что ей необходимо выспаться. Спросишь утром, сказала она.
И тут поднялся вопрос, где же ей спать. Отец сказал, что она может лечь с матерью, а он переночует в гостиной со мной. Джим предложил девушке пойти с ними, ведь в их доме тоже три комнаты и в гостиной никто не спит. Так и порешили, хотя мне очень хотелось, чтобы она осталась у нас.
Ей тоже не хотелось уходить, но мать сказала, что Молли и Джим хорошие люди и она будет с ними в такой же безопасности, как со своими родителями. При упоминании о родителях слезы брызнули из глаз девушки, она припала к груди матери, пылко расцеловала ее и сказала, что готова идти с Молли и Джимом.
Она стала прощаться со мной, снова благодарить меня. И тут наконец мой язык развязался и я сказал, что провожу их до дома Джима. Кажется это ей понравилось и мы пошли. Джим шел впереди, а я с девушкой за ним. И все время мною владело странное чувство. Отец однажды показал мне магнит, который притягивал к себе металлические предметы.
