Ростик не сразу догадался, что нужно теперь делать. И это опять-таки потребовало от него концентрации – чтобы представить сначала жест, а потом исполнить его огромной Гулливеровой ладонью.
Он сжал пальцы в кулак и поднял вверх большой палец. Ромка хихикнул нервно, но с облегчением. А потом откуда-то сверху послышались странные, скользящие шаги. Рост, вернее Гулливер с ним, попытался повернуть голову, это оказалось трудно, проще было повернуться в пояснице.
Сжавшись, словно она бежала в атаку, по лестнице спускалась Лада. И как она почувствовала, что тут происходит? Увидев Ромку, она выпрямилась и что-то спросила. В состоянии радужной эйфории Ростик не понял слова. Как не разобрал ни одного смыслового оттенка в речи Ромки. Хотя и ясно было, что Ромка успокаивается, в то время как Лада – нет. Она даже кулаки прижала к груди, как делала, когда очень нервничала.
Рост не мог говорить, но улыбаться умел, и попробовал это сделать. Правда в голове мелькнула странная идея, что улыбка, скорее всего, напоминает улыбку собаки, привыкшей к этому жесту, понимающей, что он выражает спокойствие и удовлетворение, но… Все равно это было не по-человечьи.
Он осторожно вытянул руку, Лада едва ли не с визгом отскочила к Ромке, и Рост медленно двинулся вперед. Коридор, по которому он еще человеком спускался в подвал, сделался теперь жутко тесным, будто чужой, не по размеру гроб. Но он его миновал, потому что сверху веяло приятным ночным воздухом.
И к тому же очень хотелось есть. Рост каким-то прежним своим опытом, а может и опытом Гулливера, догадывался, что в ручье можно разжиться свеженькой, вкусно пахнущей рыбкой… И у Ростика почти не вызвала сопротивления мысль, что есть эту рыбу придется сырой. Он даже был рад этому, так приятно будет запустить в нее зубы, высасывая живительный сок и наслаждаясь превосходным, богатым вкусом!
Он обживал это новое, мощное и совершенное тело, словно заново родился на свет… Внезапно что-то оказалось сбоку, может быть, даже на стенах вокруг завода, которые показались сейчас ему весьма невысокими. Он повернулся, это были аймихо. Они стояли и разглядывали… то, что было перед ними. А ведь придется находить название тому симбиозу, который составили мы с Гулливером, подумал Ростик.
И нужно было решить именно сейчас, пока ощущение нового тела не утратило свою свежесть, пока он не привык к этому состоянию – сам ли он, исполняя свой невнятный сон, открыл эту способность Гулливера принять его, или на эту догадку его натолкнули верные аймихо? Почему-то это было важно.
