В глубине подвала, в конце изрядно длинной, ступеней на тридцать, лестницы тоже горела какая-то плошка. Это позволило спуститься по не очень старательно отлитым ступеням, ни разу не споткнувшись. И лишь оказавшись в подвале, он понял, что пришел сюда правильно. Тут кто-то находился и следил за всем, хотя вроде бы ничего не происходило. Рост осмотрелся.
– Пап, это я, – сказал Ромка, который спокойно восседал чуть в стороне от лампады на табурете, связанном бакумурами из лозняка толщиной в палец. Такие табуретки высыхали и приобретали крепость и надежность отлитых из камня стульев, но были гораздо легче.
– Ты чего не спишь?
– Пытаюсь понять, что ты сделал с ним.
– Зачем?
– Не знаю, но… Мне интересно.
Рост посмотрел на Гулливера, который лежал на груде невыделанных шкур. Это было понятно, охотиться иногда, особенно по весне, приходилось много, чтобы стол для гарнизона был сытнее и разнообразнее, но бакумуры почти никогда не разделывали туши убитых зверей, не содрав предварительно шкуры. Их за ненадобностью толком и не обрабатывали, они задубевали и становились ни к чему не пригодны… Кроме как служить ложем для свежевылупленного гиганта.
– Как он?
– Иногда кажется, что спит, а то вдруг я подумаю-подумаю, и мне представляется, что он следит за мной. Или не за мной… А за всем, что происходит вокруг.
Ростик вспомнил, как мучительно он во время первых своих сеансов предвиденья пытался определить то, что ему представлялось, и не мог найти ни слов, ни смысла в своих видениях… Пока не научился, иногда через весьма горький опыт, управлять этими состояниями и доводить их значение до других людей.
Рост подошел к новорожденному поближе, оказалось, что принесенные в корзине из травы грубоватые лепешки это существо схрумкало вместе с… «оберткой». Ну, может, он и эту вот сухую, как трут, траву полагает пищей, подумал Ростик. Да, странное существо у них появилось, труднопостижимое.
Ромка немного плывущим, как заезженная пластинка, голосом спросил:
– Как думаешь, для чего он?
И тогда Ростик, который вот только что гордился, что отлично научился управляться со своими болями во время предвидений, да и с самими предвидениями, едва не согнулся, потому что ощутил ментальный удар огромной силы, нанесенный, словно бы тугой веревкой. Он понял… И даже не понял, а именно почувствовал, что теперь нужно делать.
Он и не заметил, как поднял руку ладонью к Ромке, приказывая ему умолкнуть и оставаться на месте. Потом как сомнамбула, преодолевая внезапную боль, деревянным шагом направился… Гулливер, казалось, только этого и ждал. Он хрюкнул, немного напомнив спящую Ладу, только громче раз в сто, и перевернулся на живот. Или лицом вниз, выставив вверх спину, неровную, бугристую, тяжелую, свитую из могучих мускулов настолько, что она казалось горбатой.
