Правой рукой Карл потер остатки пальцев левой. Насилие стоит дорого; Карлу повезло – он потерял всего лишь три пальца. Тэннети рассталась с глазом; Чак, Рафф, Авенир и много кто еще отдали жизнь.
Ощущение собственной смертности вновь тяжким грузом навалилось на Карла. Он снова потер культи. Окажись он несколькими дюймами левее, где его нечему было прикрыть, это была бы его голова.
Он потерял только пальцы…
«Взгляни на это с другой стороны – никто не управляется семью пальцами лучше тебя».
«Спасибо, Эллегон».
– Как-нибудь в другой раз, Тэн, хорошо? А сейчас лучше оставь меня – я хочу успеть дописать письмо.
Она кивнула. Ни слова не говоря, убрала меч, повернулась и вышла.
Карл собрал раскиданные письменные принадлежности, раскупорил чернила, обмакнул перо и вернулся к письму.
«Что касается топографической съемки, Лу, то тут я вижу только три выхода:
1. Ты присылаешь мне топографа.
2. Мы делаем это сами – топорно и грязно, сам понимаешь.
3. Ты сдаешься, приезжаешь сюда и делаешь съемку сам.
Можешь предложить что-то еще?
Мне, конечно, хочется, чтобы это был ты, но Ранэлла – прошу прощения: мастер Ранэлла, она настаивает на полном титуле – предпочла бы, чтобы ты прислал кого-нибудь в помощь ей. Таким образом она сможет подучиться топографии; работать с отвесом она уже умеет.
Позволь дать совет: ежели ты считаешь, что Петрос – да передай парню, пусть держится подальше от моего зерна! – сможет провести выборы сам, прилетай. Небольшая воздушная прогулка тебе не повредит.
Но смотри сам. И если решишь прилететь, не труби об этом во всеуслышание. Тебе нельзя открыто покидать Приют; это значило бы напрашиваться на неприятности.
Пока же у Фурнаэля вовсю осваивают пудлингование, и я рассчитываю поставить в будущем году металлургический заводик – причем ввести бессемеровский процесс, заметь! График выдерживается: я хочу, чтобы через пять лет поезда бежали от границы до границы, а через десять – не только окупились, но и начали приносить выгоду.
И пусть оно так и будет! Мне еще надо довести до ума письмо Словотскому и Ахире, а потом идти изображать императора.
Думаю, я заслужил это; я вовсе не обязан сам судить всех преступников.
Как всегда, дружище, прими мои наилучшие пожелания.
Карл Куллинан».
Как и в прежние дни, когда на престоле Бима сидел не Карл Куллинан, а недоброй памяти князь Пирондэль, верховный суд заседал в Зале Приемов – его порой даже называли Судебной Палатой.
Не то чтобы суды случались часто; княжий суд был необходим исключительно для выражения высшей монаршей справедливости, когда обвиняемыми оказывались члены знатных родов. Суды над чернью вершились самой знатью и заканчивались, как правило, приказом солдатам покарать виновного. Кара бывала самой разной – от простой порки до весьма мучительных казней, проводимых публично в назидание остальным.
