— Но ты же сказал, что будет шпага!…
— Шпага Калторанов, зеньор, Шпага Калторанов. Эта гаубица именно так и называется, можете не сомневаться. Там даже наш родовой герб нарисован. А вы полагаете, что фамильное оружие обязательно должно быть чем-то вроде кухонного шампура?… Лично мне всегда больше нравились пушки. Но вам ничто не мешало тоже выстрелить — почему вы этого не сделали?
Серый маршал шумно засопел, безуспешно стараясь придумать достойный ответ. Остроумие не входит в число достоинств Ригеллиона Одноглазого. В ответ на удачную колкость он обычно гневно пунцовеет, мямлит что-то невразумительное, а потом часами напряженно размышляет над своей репликой.
Увы, к моменту, когда та наконец рождается, в этом уже нет смысла.
Асанте, Квиллион, Турсея, даже проклятый полуавтомат Руорк давно усвоили эту слабость двенадцатого члена Совета и с удовольствием ею пользуются. А теперь сносить подобное еще и от белокожего неколдуна?!
— Это нечестная дуэль!… - сдавленно прохрипел Ригеллион.
— Нечестная? Что же в ней такого нечестного, скажите на милость? Или, может быть, это у меня шпага растет прямо из руки? Или, может быть, это я поднялся невредимым после пушечного выстрела в упор? Как по-вашему — у меня вообще есть шансы причинить вам хоть наималейший вред простой стальной шпагой?
— Все равно… все равно, это было подло!… - посмотрел исподлобья Ригеллион. Единственный глаз все больше наливается кровью.
— Подло? Зеньор колдун, вы пришли в мою страну без приглашения! Пришли, чтобы убивать и порабощать моих подданных! Не жалуйтесь, что вас встречают не пирогами, а пушками!
— Выходит, королю Рокуша наплевать на святость поединка?! - взъярился Ригеллион. — Выходит, такие слова, как честь и благородство, для короля Рокуша — пустой звук?!
— Король принадлежит не себе, а королевству, — устало опустил веки Обелезнэ. — Это моя держава, и я в ответе за каждого подданного. Я спляшу голым на центральной площади и отобедаю коровьей лепешкой, если это хоть чем-то поможет вышвырнуть вас из Рокуша. Государственное благополучие мне дороже личного достоинства.
— Я требую сатисфакции, — ледяным тоном произнес Ригеллион.
— Сатисфакции вам не будет, — отрезал Обелезнэ. — А теперь подите прочь, зеньор колдун, я не желаю больше зреть вашу отвратную физиономию. У вас, кстати, повязка порвалась — прикройте чем-нибудь эту мерзость, смотреть противно.
— Хорошо же… — тихо-тихо прошипел Ригеллион, срывая повязку окончательно и открывая пустую глазницу. Боевой травмой, лишившей его глаза, он гордился сильнее, чем всеми орденами вместе взятыми. — Хорошо же, рокушские недочеловеки… Я искренне желал сохранить ваши никчемные жизни и это жалкое нагромождение булыжников… но вы сами избрали свою судьбу!
