— Эй, браток, ты как, жив?! - окликнул санитар бойца, пригвожденного к земле пикой.
— Мертв, — спокойно ответил седоусый гренадер. — Уже лет двадцать.
Среди эйнхериев, как и среди паладинов, потерь оказалось совсем немного. Их не защищает керефовая броня, и они не могут исцелять раны наложением рук, но им ничего такого и не требуется. Серебром серые не запаслись — они ведь даже предположить не могли, что у рокушцев тоже окажется своя нежить. От колдовства гренадер Хобокена по-прежнему надежно оберегают татуировки киигов. Так чем же их можно укокошить?… Только пушками да гранатами.
Правда, кое-кто из мертвых солдат все же получил серьезные повреждения — картечь, пики с саблями, пули, выпущенные в упор. Теперь они — кто сам, а кто с чьей-нибудь помощью — себя заштопывают. Одни просто стягивают суровыми нитками глубокие раны, другие пришивают руку или ногу. А некоторые — даже голову.
Эйнхерий — нежить живучая, его отрубанием головы не прикончишь, в отличие от тех же упырей.
— Точно со временем срастется? — дотошно допрашивал Креола Хобокен. Ему не понравилось, что у иных гренадер теперь такой неряшливый вид — швы повсюду, а кое у кого даже стальные скобки. — А то некрасиво как-то. Солдат, он по балам хоть и не шляется, а все ж огородным пугалом быть тоже не должон…
— Срастется, срастется… — раздраженно бурчал Креол, стараясь держать дистанцию между собой и маршалом. Он буквально кожей чувствовал жуткую противомагическую татуировку! — Главное — чтобы части были плотно прижаты друг к другу. Дней через десять-пятнадцать швы можно будет снимать. Только пусть едят побольше.
— Вот эту заковыку я, убей, не пойму, — усмехнулся Хобокен, на ходу жуя ржаную краюху. — Странно как-то — мы, будем думать, вроде как мертвые, сердце не стучит, дыхалка не дышит… А питание нам все одно потребно! Как так?
— А вот так, — огрызнулся Креол. — Буду я еще тут лекции по некромантии читать, делать мне больше нечего…
— А нет, так и не надо, — пожал плечами Железный Маршал. Он приостановился возле пока неубранной кучки убитых, и от души пнул один из трупов. — Эй, сержант, хватит валяться, подымайся. В могиле не отдохнул?…
— Эхма, виноват чуток, ваш-бродь… — сконфуженно приподнялся коренастый эйнхерий. Во лбу зияет пулевое отверстие. — И свалился-то как-то по привычке — все, думаю, кокнули… Полежал чуток — да нет, вроде не кокнули, хоть и дыра в башке… Не привык пока к такой вот ситуанции несуразной…
