Секретарь поспешила за тряпкой.
А вышедший из здания фирмы Ронни нащупал в своем кармане небольшой микрофон и отключил запись. Затем, найдя первую попавшуюся кабину телефона-автомата, подошел к ней и, опустив двадцать пять центов, позвонил.
— Дик, это я, — сказал он довольным голосом, — получил неплохой заказ. Нет, не шучу. Теперь этот ничтожный турок у меня в руках.
Он и не подозревал, что в соседней кабине стоит частный детектив, нанятый Кемалем Асланом, который слышит каждое его слово.
Вилла Джеймса Каррингтона, давнего друга и компаньона отца Марты была расположена в тридцати километрах от Хьюстона, немного южнее Пассадины, почти на самом побережье. Добираться туда нужно было около получаса и Кемаль заехал за Мартой ровно в шесть часов. Как он и предполагал, она не была готова.
Полчаса Марта перебирала платья, из которых ей нужно было выбрать одно. Еще полчаса она надевала это платье. Сцепив зубы от бессильного гнева, он довольно долго сидел на диване, после чего отправился переодеваться. Наконец, Марта вышла к нему в длинном серебристом платье, до самых ног. За это время он успел одеть необходимый смокинг и, уже нетерпеливо постукивая каблуками лакированных туфель, ждал ее у дверей.
Она не спросила, понравился ли мужу се выбор, а он не стал ничего говорить. Просто демонстративно посмотрел на часы и пошел за женой. В лифте она все-таки поинтересовалась:
— На какой машине поедем?
— Я возьмут твой «седан». Дай мне ключи, — предложил он, — тебе будет трудно вести машину в этом платье.
— Ничего, — ответила она, поворачиваясь к нему спиной, — я поведу сама.
За пять лет он понял, что спорить с ней бесполезно. Он равнодушно пожал плечами и тоже отвернулся.
Они выехали из города только в восьмом часу вечера. Несмотря на начало ноября, в Техасе стояла удручающая жара и многие старожилы помнили, как долго держалась летняя погода в этом странном восемьдесят втором году.
На трассе она обычно ездила довольно быстро. Вот и в этот раз огоньки спидометра начали увеличиваться.
— Осторожнее, — нарушил молчание Кемаль, — впереди будет поворот.
— Знаю, — раздраженно ответила она, — я здесь тридцать лет проезжаю, а ты только начал ездить.
Она все время намекала на его неместное происхождение, словно это была часть вины самого Кемаля за ее неустроенную личную жизнь.
— Твой отец будет волноваться, — вместо ответа оказал он, снова посмотрев на часы, — я обещал, что мы приедем к семи. Ты ведь знаешь, он не любит, когда ты садишься за руль.
