– Все хорошо, –улыбнулся он, – все в порядке.
И здесь она не выдержала. Накопившаяся боль, разочарование, стыд, испытанный страх, пережитое внезапно взорвалось в ней и она разрыдалась.
Меджидов, осторожно обняв женщину за плечи, привлек ее к себе.
– Ничего, ничего, – бормотал он, обнаружив, что у самого трясутся руки. Так они и просидели двадцать минут в ожидании официанта. Тот, войдя, вкатил столик, быстро сервировал стол и, получив свои деньги, удалился.
– Садись за стол, – предложил Меджидов.
Она покачала головой: – Я не хочу есть, – тяжело вздохнула, –пойду умоюсь,
Оставшись один, он снял пиджак и вдруг обнаружил, что нестерпимо хочется курить. Он бросил курить двадцать лет назад и с тех пор никогда не испытывал такого желания, а сегодня вдруг почувствовал нестерпимую тягу. Он даже подошел к телефону, чтобы попросить принести ему сигареты в номер, но в последнее мгновение чудовищным усилием воли сдержался.
Суслова вышла из ванной в банном халате, заранее приготовленном для посетителей. Она собрала волосы И выглядела еще моложе своих лет. Туфли она не надела, предпочитая вышагивать босиком.
– Кажется, я проголодалась, – застенчиво улыбнулась она, усаживаясь к столу.
Он прошел в другую ванную комнату, помыл руки, умылся, снял галстук и вернулся в комнату, усаживаясь напротив.
Бутылка вина была уже открыта, и он разлил его в бокалы.
– За тебя, – просто сказал он.
– За тебя, – ответила она, впервые за шесть с лишним лет обращаясь к нему на «ты».
Ужинали молча, словно боясь нарушить хрупкое равновесие. Только еще дважды он разливал вино, дважды они пили друг за друга.
Затем они долго сидели почти в темноте, не решаясь включить свет.
– Как твой сын? – спросил Меджидов, знавший, что у женщины есть восьмилетний мальчик.
– Ходит в школу.
Муж Сусловой погиб семь лет назад в Афганистане, после чего она приняла решение перевестись в особую группу "О", вернее, еще ничего не зная о группе, попросила свое руководство направить ее на самый трудный участок. Тогда руководители КГБ посчитали, что она может пригодиться в группе Меджидова. Кямал видел фотографию ее убитого мужа. Открытое, запоминающееся лицо. Парень чему-то улыбался, еще не зная, что впереди его ждет Афганистан.
– У нас в группе были две женщины, – вдруг начал рассказывать Меджидов, – ты никогда не интересовалась, что было до тебя.
Женщина насторожилась, откинулась на спинку стула и закрыла глаза, слушая Меджидова
– Мы никогда не говорили об этом, – продолжал тот, – первая из них была из Молдавии. Мы работали вместе пять лет, пока она не погибла в Ирландии. Случайный выстрел какого-то экстремиста попал точно в спину. Она была еще жива, когда Билюнас пытался тащить ее на себе. Потом она умерла. Вторая была из Одессы. Примерно твоего возраста, но более темпераментная, разговорчивая. Ее труп мы оставили в Колумбии, когда пытались оторваться от преследующих нас боевиков – торговцев наркотиками. Она была снайпером, и она осталась сдерживать их. Позднее мы узнали, что она уничтожила пятнадцать человек и последнюю пулю пустила себе в висок. А я, оставив ее, молодую красивую женщину, оставив одну прикрывать меня, уходил в горы, спасая необходимые документы. И не мог остаться, потому что связной знал только меня в лицо.
