Чуть только экипаж остановился у калитки, распахнулась дверь и невысокая женщина с лампой в руке показалась на крыльце, выжидательно вглядываясь в темноту и поднимая лампу повыше, чтобы лучше видеть.
– Новая горничная какая-то, – пробормотал Смольников, расплачиваясь с извозчиком и помогая мне сойти с подножки. – Прежде у Евлалии была такая мегера, а эта ничего, симпомпончик.
Да уж, глаз у него острый, ничего не скажешь! В сумерках и на расстоянии разглядеть «симпомпончика»! Я видела только курносенький нос, русые косы, окрученные вокруг головы (да, хороша была бы я, явись с такой же прической!), и довольно складненькую фигурку. Когда мы подошли поближе, я увидела серебряный медальон сердечком, блеснувший на высокой, обтянутой черным форменным платьем груди. Ах боже мой, какие нынче горничные пошли романтичные!
– Вы к Евлалии Романовне? – спросил «симпомпончик» простонародным говором. – Как прикажете представить?
– Доложите, что прибыл господин Смольников и мадемуазель Ковалева, – приказал мой провожатый – и до боли стиснул мой локоть, почуяв, видимо, изумление, которое охватило меня при звуке столь безбожно искаженной фамилии.
– Молчите! Так надо! Думаете, Евлалия не слышала о знаменитой женщине-следователе? – сердито шепнул он. – Ведь у нее в гостях будет Вильбушевич. А вдруг черт принесет и его дочь? Вы что, хотите, чтобы вас немедленно узнали?
– Интересно, от кого бы это ваша Евлалия могла обо мне слышать? – буркнула я, смиряясь с переименованием.
– Вполне может статься, что даже и от меня.
– Что?! И вы решили привести меня сюда после того, как рассказали ей обо мне?
– Не волнуйтесь, – хладнокровно произнес Смольников. – Описанный мною ранее портрет весьма далек от теперешнего оригинала. Я вас не знал такой, какова вы сегодня, ну и, естественно, представил Евлалии нечто иное.
Синий чулок, канцелярская крыса, сушеная селедка… или вобла? Нет, и то и другое! Ах ты…
– Спокойно! – Стальные пальцы Смольникова снова впились в мой локоть. – Все потом!
Мы вошли в дверь и оказались в небольшой прихожей, обставленной весьма затейливо: все было легонькое, металлическое, покрытое бронзовой краской, обтянутое веселеньким шелком. Все, вместе взятое, напоминало птичью клетку. Была здесь и настоящая птичья клетка, стоящая на тонконогом столике и прикрытая поверх синим шелковым платком. Видимо, платок мало успокаивал обитателя клетки, потому что оттуда доносились звуки, напоминающие недовольное кудахтанье.
